на миг затмило все остальное. Тьяна улыбнулась. Мимо ноги прошуршал, гонимый ветром, крупный сухой лист. Поддавшись порыву, Тьяна метнулась за ним. Настигла, наступила. Лист вкусно хрустнул под подошвой.
– Красный башмачок растоптал красный листок на красной брусчатке, – прозвучало за спиной.
Тьяна обернулась и вздрогнула, увидев собственное лицо. Исполосованное, раздробленное, точно у разбитой фарфоровой куклы. Один глаз выше другого, алые губы изрезаны трещинами. Тьяне понадобилась пара секунд, чтобы понять: это отражение. Всего лишь кривое отражение.
Перед ней стоял юноша с большим разбитым зеркалом в руках.
Оторвав взгляд от собственного искореженного лица, Тьяна отчеканила:
– Здравствуйте. Я ищу настоятеля. Не подскажете…
Юноша тряхнул медно-горчичными кудрями, указывая направо.
– Вон тот дом, из красного кирпича. Как и все остальные. Здесь действительно много красного. Кроваво-красного. – Он окинул Тьяну взглядом. – Вы впишитесь.
Тьяна пригляделась к собеседнику, и сердце подало сигнал: будь с ним осторожнее. Как с любым, кому неровня. Пронзительные зеленые глаза, кудри необычного цвета и надменное выражение лица – всегда надменное, какие бы эмоции не мелькали на нем, – громко заявляли о происхождении юноши. Тьяна не знала его, но догадывалась, кто перед ней. Один из Медовичей – рода, что древнее самой империи.
Она буркнула: «Спасибо», – и повернулась, чтобы уйти.
– Не желаете взять один?
– Что? – Тьяна глянула через плечо и, снова напоровшись на свое отражение, поморщилась.
– Осколок. – Длинные черные ресницы чуть смежились, приглушив зелень радужек. – Не хотите?
– Это шутка?
Юноша холодно улыбнулся и, пожав одним плечом, понес зеркало дальше. Тьяна проводила его взглядом. То ли у Медовича помутнение рассудка (ох уж эти древние рода, что на заре веков баловались кровосмешением), то ли… Тьяна нервно поправила шляпку. Закралось неприятное подозрение. Возможно, это была какая-то проверка. Тест на свой-чужой. Если так, она его провалила.
Выкинув Медовича из головы, Тьяна поспешила к дому настоятеля. Сухие листья, гонимые ветром, шуршали по камням. Упоительно пахло увяданием, растворенным в пряности теплого осеннего утра. На всем вокруг лежала патина запустения. Тут трещина на кирпичах, там от стены, словно кусок обоев, отвалился плющ. В Деве такого не допускали – как бы не было старо здание академии, снаружи и внутри поддерживался порядок: работницы, присылаемые с Низа, вечно что-то штукатурили и подкрашивали, скрывая изъяны. А здесь время словно выставляли напоказ. Лучшие годы Старика минули, но он по-прежнему пользовался популярностью у знатных семейств империи и, конечно, манил умников-заучек.
Настоятель не вышел к Тьяне, но его помощница любезно предложила лавандовый отвар и внимательно изучила протянутые
