шпану? Не он ли блевал от собственной помощи наступившему на гвоздь гопнику? Не он ли стоял на крыше, наблюдая за чужой истерикой? Это он просил едва знакомую девушку умереть? Человек, совершивший все это, должен быть плохим. Его должна мучать ебаная совесть. Человек из зеркала не должен плакать от смеха, он должен лить слезы от горя.
Ладонь по ощущениям чугунная. Палец едва касается стекла, под смайликом появляется единственная буква, криво написанная из-за слабости мышц.
«Я».
Он набирает в легкие воздух, скатываясь под воду. Хочется открыть глаза, увидеть мир по ту сторону, что обычно недоступен обычному человеку. Мир, который успели увидеть те девушки.
Кожа покрывается мурашками, хотя вода по-прежнему очень горячая. Внутренности выкручивает, когда счет переваливает за две минуты.
Выныривает. С ресниц капает, но уже без соленых ручьев.
Он обязательно сделает это снова – заглянет за границу возможного, даже если потребуется пожертвовать кем-то. И снова. И снова. И снова.
Девушка, подолгу засиживающаяся в здании университета и почему-то не идущая домой.
Преподавательница, одинокая, но чрезвычайно умная и образованная, постоянно заглушающая душевную боль крепким алкоголем.
Соседка, попросившая о помощи с помывкой окон из-за физического недуга.
Он не понимал, почему все эти люди встречались ему на пути. Сама судьба вела их к концу, и будь они удачливее, то их дороги повернули бы в другую сторону, подальше от него. Зато молодой человек прекрасно видел чужую изоляцию, уединение. Все они будто светились особым светом, общество обходило каждого, не утягивая за собой. Сиротливые – либо по причине, либо в виду осознанного выбора. Те, о ком никто не будет беспокоиться, кого не спохватятся, на ком поставили крест, как когда-то на нем.
Они сами шли к нему в руки, а он не был в силах упустить очередной момент. Он их не убивал, он ставил запятую, после которой окончательную точку ставили они сами.
Он не считал себя выше или ниже других, не тешился эгоизмом и силой, шел исключительно на поводу у нестерпимой скуки и любопытства. Еще. Хочу еще. Когда в очередной паре глаз навсегда гасла жизнь, временами, он мог искренне сочувствовать, но никогда не позволял этому ощущению поселиться в себе слишком надолго.
Пожалуй, тяжелее всего он перенес потерю преподавателя. В конце концов, молодой человек действительно дорожил ее талантом, заслушивался лекциями, в последствие выученными наизусть, и в момент смерти плакал, чего раньше с ним не происходило. Она забавляла и развеивала серость будней дольше всех.
Она его любила.
– Ты слышала, что говорят? Анна Федоровна умерла.
Другая одногруппница поднимает голову, шокированным взглядом рассматривая подругу. Ручка падает из ее руки, летит на пол, тем самым срывая накатившееся на мышцы оцепенение.
– Да
