ещё была ящерица, – продолжал вспоминать я. – Он с ней в школу всё время приходил.
– Это не ящерица, – возразил Дурабум, аккуратно выкладывая последний бутерброд. – Это говорящий динозавр Митя.
– Помню Митю, – ответил я, погружаясь в воспоминания, которые на глазах становились всё более явственными. – Только это был никакой не динозавр, а просто крупная ящерица, и говорил он совершенно невнятно – я ничего не мог разобрать.
Дурабум пожал плечами:
– Нормально он говорил – я всё понимал. Проблемы с дикцией у него, конечно, были – не человек всё-таки, но тогда и у меня дикция хромала, и у тебя тоже. А кто он там точно был – я в этом не разбираюсь, но, насколько помню, динозавры и есть крупные ящерицы, а какой размер у ящериц считается крупным, я не знаю. К тому же это был молодой динозавр – он рос.
Это правда: я помнил Митю размером с небольшую собаку, Коля Зверев намеревался его откормить, но после всех его усилий ящерица выросла до размера разве что среднего пони. По моим представлениям это на динозавра не тянет.
– Он здоровенный вымахал, – продолжал Дурабум, широко разводя руки. Размах рук Дурабума не соответствовал размерам динозавра, но, возможно, он имел в виду нечто большее. – Громадная такая зверюга.
– И что с ним теперь?
Дурабум печально опустил глаза:
– Помер Митя. Выпил канистру бензина, испустил столб пламени, и всё.
Дурабум загрустил, и я, чтоб сменить тему, спросил:
– У Коли Зверева тоже есть магнит внутреннего сгорания или ты за ним заедешь?
– Он не ездит на машине, – рассеянно пробормотал Дурабум, стараясь найти оптимальное положение колбасы на очередном куске хлеба.
В то же мгновение порыв ветра опрокинул бутербродную башню, и на заоблачный остров опустилась крылатая ящерица размером с лошадь. Приземлившись, она слизнула со стола несколько бутербродов и, получив от своего наездника затрещину, аккуратно сложила на спине осиные крылья, распласталась и застыла, подставившись солнцу. Я, признаться, оторопел от такого зрелища. С одной стороны, оно было слишком невероятным, чтобы воспринимать его всерьёз, а с другой стороны, меня настойчиво свербила мысль, что это я уже видел, причём совсем недавно. Не справляясь с этими мыслями, я переключил внимание на Колю Зверева, лихо соскочившего с шеи ящерицы.
Он ухитрился почти не измениться с пионерской поры: не растолстел и не обрюзг, вырос, конечно, но лицо оставалось моложавым, светлые волосы так же густы и аккуратно расчёсаны, очки в модной оправе и светло-коричневая замшевая куртка символизировали элегантность и хороший вкус их владельца, а руки Коли Зверева, как в детстве, были покрыты царапинами и следами свежих укусов.
Представляться было не нужно – Коля Зверев узнал меня сразу, как и я его, хотя я-то как раз изменился
