style="font-size:15px;"> – А ты, Василий, видать, не солдат! А бродяга нахальный в шкуре зальделой! Куда стопы направляешь?
– К Царю!
Страж сложил губы трубочкой и изумлённо присвистнул.
– Фью-у-у-у-у-у! Эка хватил! К Царю! А выше не метил? К Богу, к примеру?!
Я всё улыбался, и щёки мои от длинной улыбки сложились на морозе напряжённой, застылой гармошкой.
– Так я и так уже у Бога за пазухой! И там сижу, и на тебя нынче оттуда – гляжу!
– Экий безумец! – Я видел, мое юродство начинало стражу нравиться; он решил поразвлечься. – А ты, безумец записной, что умеешь делать? Фокусы Царю показывать будешь? Или что получше?
Я решил говорить правду.
– Я вижу будущее, солдат. Расскажу Царю нашему грядущее. Близкое и далёкое.
– Пророк, что ли?!..
Он удивлялся, злился, сомневался, бегал по снегу глазами, соображая.
– Ты сказал.
– Ты сказал, ты сказал!.. Разговорчики – отставить!.. Ах, чёрт, а где эта твоя Красная Луна?.. Небо – синь, аж глаза выжжет… а ты – Луна, Луна…
Пока он шнырял зрачками уже не по земле, а по слепящей небесной голубизне, я радостно сел в грязный снег. Скрючил ноги. Подсунул под себя ступни, чтобы собой их согреть. Предсказанья посыпались из меня, будто я был снеговое облако и щедро сыпал серебряным, сонным снегом будущего. Я тянул руки к громадной, уходящей далеко и высоко в небо белой колокольне, церковные окна со скрипом и лязгом отворялись, из них вырывалось древнее красное пламя; я издали успокоительно, нежно дул на него, как на великанскую свечу, и красный огонь тут же угасал.
– А мне, мне-то, юрод, попророчествуй хоть чуток!.. Мне-то хоть какую тайнишку открой!..
Я видел, страж хочет получить от меня доказательство могущества моего.
А может, он просто – хочет – будущее – узнать?..
– Изволь! Поведаю! Великий мусульманский хан вторгнется в пределы Руси. Зимняя Война разгорится, заполыхает на всю стонущую Русь и на все страны ближнего Западного Торга. Запорожская Сечь вся поляжет от незримой отравы, и молчать будет выжженная невидимым ядом широкая земля, плодоносить не будет, и тот, кто появится там, мимохожий или с целью вожделенной туда стремящийся, потеряет здоровье, от боли задохнётся, упадёт на землю, рёбра будут вздыматься, как у лошади, павшей в бою. А после и жизнь утратит. Восточный каган на крылатой железной птице прилетит, скалясь, вторгнется в русскую исконную святость, станет зверствовать, животы разрезать крестом, глотки рассекать, лить в рот расплавленный свинец, и люди, таково мучимые, будут даже крика боли лишены, ибо перейдён будет порог боли, а распахнутся двери небытия. Нет, не Сулхан-Гирей! Не Махмет-Гирей! Не Субудай! Инакое имя будет носить! А вот наш Царь как воцарился – так тут я и явился пред ним, Блаженный Василий, в поте и в мыле! Вот, видишь, крючу пальцы обмороженные, пою песни настороженные! Пусти меня, солдат! Пусти к Царю! А иначе я сам, мыслью да волей, врата отворю!
Я видел:
