враг твой, когда не может остановиться. Почему ты не можешь просто выйти и спеть? Тебе обязательно надо сказать. Тебе платят за то, что бы ты пел. Зачем тебе еще и говорить? Тем более совершенно не думая, ЧТО ты говоришь, безмозглая твоя голова!
– Но ведь это красиво. Как ты не понимаешь, много лет назад, человек написал песню. А она вдруг стала актуальна сейчас. Как об этом не сказать…
Внезапно, как на морозе, на середине трассы кончился бензин. Она устала.
– Красиво?! Вот теперь у тебя этого будет …
Красивая жизнь за красивой решеткой.
Я не думала, что когда-нибудь скажу это, но…
Я умываю руки. Мы не будем к тебе приходить. Я подаю на…
– Понимаю – ответил он.
Она посмотрела на него взглядом, в котором бешенство очень быстро и неотвратимо превращалось в брезгливое презрение.
– Царю Царево. Виталию – Виталево.
Вот этого он не мог понять! В том же количестве, сколько в ней было красоты, силы, здоровья и самой жизни, в обратной прогрессии в ней никогда не было ни грамма поэзии. Но иногда она выдавала такое, что поражала неимоверно. Крайне редко , но чрезвычайно метко. Как будто кто-то, иногда писал для нее слова, зная ситуацию, характер и боль происходящего только с ними.
– С сыном попрощайся… – устало выронила она последние слова из закончившейся тетради и отвернулась к утреннему свету весеннего окна.
Он вошел в комнату младшего.
Тезка сидел за темным экраном выключенного монитора и ждал. Слезы готовы были включиться в любой момент. Но он сдерживал их, как ни мог.
– Привет.
– Привет…
– Сидишь?
– Сижу…
– Как дела в нашем Майнкрафте?!
– ХРЕНОВО!
– Мы же тысячу раз тебе говорили…
– Иногда Можно!
– Иногда Можно. – согласился я............................................................................................
................................................................................................................................................................
Скример входного звонка поставил точку в конце короткого рассказа. Дальше начиналась длинная бесконечная повесть.
Стремительно, но не торопясь вошедший человек в сером костюме наполнил пустоту хмурого утра тройным одеколоном и официальной вежливостью.
– Виталий Викторович, вы собрались? Пойдемте…
– ПАПА!!
Младший ракетой вылетел из своей комнаты и ворвался в мои объятия. Повернувшись к серому костюму он заговорил быстро-быстро:
– Все почему-то думают, что он плохой, и он сам почему-то так думает, но я то знаю что он ХА-РО-ШИЙ! – и вслед за этой фразой, вырванной из контекста внутреннего состояния само это состояние вырвалось наружу. Он зарыдал. Сначала беззвучно. Потом по восходящей, уткнувшись лбом в покрытый непромокаемым слоем синтепон моей куртки, рыча сиплыми накатами он извергал отчаяние в безучастную тишину происходящего.
Мой
