аристократишки!
– С корочкой тебя, дорогая!
Угу. С хлебной, видимо. А уж никак не той, которая с разрешением на работу.
– Мама, – прошептала я, прижимаясь к ее плечу и чувствуя, как слезы все же побежали по щеке.
– Где тут моя специалистка?! – прорычал отец, отнимая меня у матери и забирая как переходящий приз. – Дай посмотрю на тебя, дорогая! Это что еще за слезы? Специалисты не плачут, Эла! Ах ты ж моя зельеварка ненаглядная!
Папа так прижал меня к себе, что затрещали кости.
– Эля, ты просто супер! – послышался рядом голос Риты – моей лучшей подруги. – И сегодня доказала всем, чего сто́ишь!
Да они меня решили добить, не иначе!
– А ну, бери себя в руки, переодевайся и спускайся вниз! – велел отец, отодвигая меня за плечи и встряхивая. – Мама испекла торт и купила по такому случаю эльфийское розовое ламите́! Будем праздновать!
– Да, но папа…
– Пожалуйста, позволь твоим старикам насладиться этим моментом с тобой, – прервал меня отец, заглядывая в глаза с высоты своего роста. – Мы хотим, чтобы запомнила этот день. Эла – ты наша гордость.
Папа был высоким, крепким лысым мужчиной с такой выразительной мимикой и харизмой, что задиры всегда обходили лапшичную стороной. Сильный, смелый и страшноватый снаружи, он был безумно добрым и любящим. И я его не заслуживала. Как и маму: миниатюрную светловолосую с большими голубыми глазами и самыми нежными объятиями на свете.
– Я вас очень люблю, – прошептала, снова начиная плакать.
– Ой, все! – отмахнулся отец здоровенной рукой, быстро отворачиваясь, чтобы никто не заметил влажный блеск в его глазах. – Рита, ты тут приведи ее в чувство и спускайтесь. Ждем вас.
– Мы тоже любим тебя, милая, – сказала мама, мягко улыбнувшись и следуя за отцом.
А я… я смотрела на закрывшуюся дверь и чувствовала, что хочу провалиться, сгореть со стыда, сгинуть! Я совершенно не понимала, как мне теперь быть.
– Эй, ты чего, Эля? – Рита встала передо мной. – Что-то не похоже это на слезы счастья.
– Потому что я проспала экзамен профессора Эрвикса, – наконец сказала я.
Глаза Риты принялись расширяться и достигли такого размера, что мне стало немного страшно.
– Ты не могла, – прошептала подруга. – Только не экзамен этого принципиального говню…
– Я проспала! – повторила, оседая на пол совсем без сил. – А мама купила ламите́ и испекла торт. Они так верили в меня.
Рита медленно присела напротив. Выражение ее лица оставалось таким, словно подруга только что испытала величайший ужас в жизни. Худенькая темноволосая, зеленоглазая, она всегда была оплотом надежды и уверенности в завтрашнем дне. Но сейчас, глядя на меня, Рита сказала:
– Это конец. Гордыныч… – Именно так она звала профессора Эрвикса. –
