запел:
– И то, что было, набело откроется потом.
Мой рок-н-ролл – это не цель и даже не средство,
Не новое, а заново один и об одном:
Дорога мой дом и для любви это не место.
Денис, не удержавшись, подхватил припев, а вот Гном упрямо хранил молчание, уставившись на дорогу. Присоединился лишь раз, не столько пропев, сколько прошептав пару строчек:
– …И, не способный на покой, я знак подам тебе рукой,
Прощаясь с тобой, как будто с легендой…
Голос его при этом звучал так, будто кто-то держал Гнома за горло, а пальцы, сжимавшие руль, побелели.
– Знаешь, Арти, – сказал он, когда Фишер, допевавший из чистого упрямства, умолк, – в следующий раз пусть Добрый выбирает песню, у него с этим делом получше будет. Просил же не про похороны.
Денис, оттянув внезапно начавший давить ворот куртки, потёр давно изгладившуюся полоску от кольца на безымянном пальце.
– Пошёл ты, – буркнул Фишер, не глядя на друзей.
Оставшийся путь до базы они проехали в молчании.
***
– Повтори.
Боец – молоденький рядовой, вчерашний кадет, имени которого Андреев не помнил, – втянул голову в плечи.
– Приказано доложить: старший лейтенант Фишер, старший лейтенант Иванцов и младший лейтенант Горняк возвращаются с диверсионно-разведывательной миссии. Они взяли тягач и две цистерны топлива. Прибудут через десять-пятнадцать минут.
Андреев выругался сквозь зубы и, взмахом руки отпустив бойца, зашагал к воротам. Когда он планировал эту операцию, когда настаивал, что никому из рядовых бойцов доверить это задание ну никак нельзя, Евген был практически уверен, что эти ублюдки сгинут там. Ну, хотя бы это уродливый карлик, Гном!..
На широком разворотном круге перед воротами было пусто – часовые, как им и положено, торчали наверху. Ну надо же, Котей не считает нужным лично встретить своих вшивых героев?
– Глазам не верю, как ты за них переживаешь, оказывается! Аж вперёд меня прискакал, Лисонька.
Лёгок на помине!
– Я переживаю за всех людей на этой базе, комендант, я ведь за них в ответе, – медовым голосом отозвался Андреев.
Обернувшись, демонстративно окинул подошедшего коменданта осуждающим взглядом с ног до головы – не то, чтобы это занимало много времени: рыжий выскочка хоть и не уступал Евгену шириной плеч, ростом не особенно вышел. Добившись, чтобы квадратную веснушчатую рожу перекосило, Андреев улыбнулся-оскалился:
– А вот ты, я смотрю, не переживал. Всё кутишь и сибаритствуешь?
Котов, помятый и явно не сомкнувший глаз, несмотря на поздний час, не менее демонстративно взмахнул полой шёлкового халата «под леопарда», накинутого поверх форменных штанов и растянутой футболки, погладил бархатный чёрный воротник:
– Я комендант, мне можно! А ты завидуй молча.
Андреев
