поил лекарствами, – увы, ничего не помогло, старик умер. Яйцо попросил у Цыюня разрешения похоронить даоса на пустыре рядом с огородом. Старец разрешил. Недовольные монахи стали ворчать:
– Какому-то никчемному даосу отводить целый участок для погребения! А если умрет настоящий хэшан, настоятель отдаст под его могилу половину огорода, да еще курган прикажет насыпать? Нет, разорит он наш храм!..
Цыюнь молчал и делал вид, будто эти разговоры его не касаются.
Однако в день похорон никто из монахов на церемонию не явился: кто ссылался на старый недуг, кто – на новый. Пришлось старому хэшану одному хоронить умершего.
В тот же вечер Цыюнь позвал Яйцо ночевать к себе в келью.
На третий день после похорон хэшан Яйцо решил принести в жертву названому отцу чашку мясного бульона, но потом вспомнил, что старик при жизни не ел скоромного, и купил для него немного соевого сыра. Сыр он оставил на кухне, а сам пошел за бумажными жертвенными деньгами. Однако в его отсутствие кто-то переставил чашку на низенькую скамеечку перед очагом, и забежавшая на кухню собака съела сыр. Яйцо решил, что монахи подстроили это нарочно, и даже заплакал от отчаяния.
– Чего хнычешь? – сказали ему монахи. – Кухня не родовой храм семейства Лю, и нечего тут слюни распускать. Да и не все ли равно, кому творог достался – собаке или твоему Собачонке?!
Обиженный Яйцо убежал на берег реки, сел на камень для стирки белья и стал с горечью думать:
«Эти лысые ослы только и знают, что обижать меня! Мой названый отец умер, а больше у меня здесь нет близких. Правда, старый хэшан меня любит, но и он все равно что свечка на ветру – того и гляди, погаснет. Хорошо бы поджечь ночью этот храм, чтобы все старые ослы в нем сгорели. Только вот старца жалко. Надо бы его как-нибудь заранее выманить из храма».
Тысячи мыслей теснились в его голове, но гнев не утихал. Тогда он со злости так ударил кулаком по камню, что тот раскололся.
Треск расколовшегося камня услышал Чоухань – он как раз в этот момент мыл в реке овощи. Чоухань был сыном дядюшки Чжу, который к этому времени тоже умер. Цыюнь помогал тогда сыну дядюшки Чжу устроить похороны отца. На похороны он взял с собой хэшана Яйцо. Там молодые люди познакомились и крепко подружились.
Чоухань поднял голову, увидел своего друга Яйцо и спросил:
– Ты что это, силу вздумал пробовать?
Яйцо молчал.
– Что с тобой? Может, чем недоволен? – продолжал допытываться Чоухань. – Обычно монахи не могут избежать четырех запретов: на вино, женщин, богатство и гнев. Вино ты не пьешь, на женщин не падок, на деньги не жаден, а вот гнев тебе не мешало бы научиться сдерживать.
Яйцо немного успокоился:
– О гневе ты правильно сказал, брат. Но нет у меня больше сил терпеть обиды от лысых ослов!
– Мой отец при жизни всегда говорил, что ты хороший человек. Что у тебя с
