style="font-size:15px;"> Харавониха беспомощно развела руками. Нерыжень подхватила плеснувшую чашу. Боярыня не заметила.
– Айрика слала из Фойрега грамотки, полные благодарности государыне, но… так и не написала о женихе. – Алуша помолчала, вытерла слёзы. – Говорят, люди в столице не успели испытать ни страха, ни боли…
– Воистину! – одним голосом подтвердили сестрицы. Хотя про себя весьма сомневались.
Боярыня сделала большие глаза:
– Пуще всего я боюсь, что у Айрики вёлся тайный возлюбленный…
– Боишься? Почему?
– А если он был верный стражник либо конюх пригожий?.. И царица по доброте хранила стыдную тайну?
Эльбиз нахмурилась:
– С чего взяла-то?
Харавониха прижала пухлую ладошку к груди:
– Сердцем чуяла… Уйду вот за Ардарушкой, там дочек увижу…
– Ну нет, – отрубила Эльбиз голосом, которого хотелось послушаться. – Прежде поры за небесную реку не торопись! Ещё мне здесь пригодишься!
Боярыня кивала, побеждённая хмельной сладостью, голова, повязанная вдовьим платком, клонилась всё ниже. Девки бережно уложили полнотелую женщину на подушки, укрыли вышитым покрывалом, оставили почивать.
– Это что ж получается? – не сдержалась Эльбиз, когда они одолели все лестницы и уединились в спаленке пошептаться. – Морок сердечный песнями славят, а въяве он лишь на слёзы людям даётся? И праведным, и боярам, и детям мужицким?
Воительница усмехнулась:
– А кто того горя не знал, тому на склоне лет и вспомянуть нечего.
– Ну смотри вот! Мечтала девка о парне, добилась… наплакалась. Парень к девке с жаром любовным – снова ей слёзы! Третья замуж по воле родительской…
Они посмотрели друг дружке в глаза.
Нерыжень проговорила сквозь зубы:
– Я никому не дам обидеть тебя.
У Эльбиз голову вело кругом. Представал злой свёкор-снохач, взятый на боевой нож, муж-изменщик, ставший скопцом, сайхьян в сердце, и это было самым простым, что рисовалось. Густели впереди тени, угрозные, неминучие. И не в помощь боевая наука.
И Нерыжень рядом не встанет.
И дядя Сеггар не заслонит…
Царевна яростным усилием отогнала противную слабость.
– Ладно, – сказала она. – Мне бы Аро увидеть в царском венце, а Лихаря – без головы. А я… велика ли важность, чтобы моей долей печалиться!
Письмо Ваана
Славься и здравствуй во имя Владычицы, прегрозный господин и добрый друг мой! Пишу, исполненный смятения и тревоги о благополучии земных дел Матери Матерей…
– Вот же сын пустословия, – раздражённо пробормотал Лихарь. – Нашёл на что место переводить!
Ваан всегда писал ему на тонких, драгоценных листах. И напрочь отказывался понимать, что котляры ценили не затейливость
