style="font-size:15px;"> – Тогда на каком основании вы утверждаете, что я не могу быть Карлосом Димионисом, кто по факту вам неизвестен, как и я? – Искренне удивляется Заноза, до чего же ловкач в деле вас обмануть. Вон он как играет в себе оскорблённого таким недоверием человека, по версии Алекса недостойного и не наделённого правом носить имя Карлоса Димиониса, человека с большой буквы. Мол, с вас станется называться каким-нибудь Гришкой Отрепьевым. Так что носите это имя и не возникайте. И у Алекса даже пронеслась в голове любознательная мысль о необходимости знать, кто таков этот Карлос Димионис, раз вокруг него разгорелись столь жаркие споры, и Заноза ни в какую не хочет признать своё самозванство.
– Вы на него не похожи. – Алекс вдруг делает вот такое удивительное и в чём-то для всех потрясающее заявление. И Заноза даже на мгновение потерял дар своей речи, не только не зная, а не понимая совершенно, что можно противопоставить такой несусветной глупости.
– Я не буду спрашивать на кого я похож, – вроде как собравшись в себе, отвечает Заноза, – но мне хотелось бы знать не просто ответ на вопрос, на кого тогда похож ни разу вами не виденный Карлос Домионис, а вы уж до нас спуститесь и разверните свой ответ, рассказав всё-таки нам, какими инструментами вы пользуетесь для идентификации человека.
– Мне он представляется не вами. Вот и всё. – Даёт простой ответ Алекс.
– Как я вас понимаю. – Говорит Заноза. – То ваша идеологическая база крепится только на ваших представлениях о вещах. Как по мне, то на установках природной пропаганды. Жертвой которой, вы являетесь. – Алекс прямо охеревает от таких выводов на свой счёт Занозы. – И тогда у меня возникает логичный, впрочем, риторического характера вопрос. – Кто тогда в вашем представлении есть женщина? – Заноза без всякой сдержанности в сторону приличия, с явным указанием на одно тут известное и присутствующее лицо, прямо каким-то нахрапом задаёт этот, пригвоздивший Алекса к перебивке своего дыхания вопрос.
И здесь хочешь того или нет, с невозможностью в себе скрыть не только рефлексы, а сами рефлекторные потуги в сторону своих намерений глянуть хоть одним глазком в сторону так неожиданно вытащенного на слух вопроса обсуждения, да одёрнешься мельком взглядом в сторону Кристины. Кто стоит, как неживая, захваченная так для неё пакостно и неожиданно врасплох этим оценочным вопросом. И что самое для Кристины странное, так это то, что она, как она до сего момента себя помнит, будучи ярой защитницей прав женщин быть кем ей захочется, на этот раз чего-то не почувствовала в себе особого желания отстаивать это право своего сознания. И ей из непонятно для неё каких побуждений, захотелось поддерживать неоспоримое право быть той, кем она была от своей природы рождения.
А вот тут на пути к этому встал так называемый когнитивный диссонанс. Так всё внутри у неё противостояло такому к себе хамскому и собственно оценочному подходу, – как это ещё понимать, они будут меня оценивать и решать, достойна ли я представлять собой
