большеголовых и темноглазых котяр, что разгуливают среди мусорных баков подобно гепардам среди деревьев в африканской саванне. А вот Марино оказался бы персидским или сиамским котом – короче, одной из тех кошачьих пород, которые за сотни лет адаптировались к домашней жизни и теперь не в состоянии жить на улице. Персидскому коту потребовалось несколько поколений, чтобы превратиться в размазню, нуждающуюся в чужой помощи, зато Марино хватило всего одной жизни.
На лестничной площадке раздается глухой удар. Вельзевул на секунду оглядывается и тут же возвращается к своей плошке с молоком. Я поднимаюсь и выхожу в коридор.
– Сука, открывай!
Я смотрю в глазок и вижу его – того соседа, что распускает руки. Он колотит в дверь своей квартиры и сыплет проклятиями.
– Ах ты, стерва, быстро открой, а не то пожалеешь!
Похоже, что он пьян. Я должен что-то сделать, но если буду долго думать, то так ничего и не сделаю.
Я открываю дверь.
Он оборачивается и смотрит на меня так, будто увидел марсианина, выходящего из летающей тарелки.
– Это что значит? Разве так принято обращаться к женщине?
Я и сам хорошенько не знаю, что собираюсь устроить: действую по наитию. В некоторых случаях или ты полагаешься на собственное чутье, или ничего не выйдет.
– Какого хрена тебе надо?
От него несет выпивкой, и он мне кажется довольно разъяренным. Наверное, мне стоило бы закрыть дверь и вернуться к себе допивать вино, но мне не позволяет гордость. И потом, что за ерунда: у кого хватит духу поднять руку на бедного старика?
– Вы меня разбудили и теперь к тому же беспокоите вашу жену, вот что мне надо!
Он подходит ко мне вплотную и тяжелым взглядом уставляется мне в глаза. Потом, обдав меня смрадным дыханием, выражает свою мысль:
– Да пошел ты!
Марино на моем месте опустил бы глаза, попросил бы прощения и поспешил бы скрыться в своей квартире. Но на моем месте нахожусь я сам, а Чезаре Аннунциата сильно отличается от других стариков. Если кто-то наступает мне на ногу, я этого не спущу, пусть и с риском поплатиться за это целой бедренной костью. Так что я начинаю разыгрывать одну из моих классических сцен – из тех, что удаются мне лучше всего.
– Ах вы мерзавец, вы говорите с генералом армии в отставке. Извольте сбавить тон, а не то я сотру это идиотское выражение с вашего лица!
Он отступает, и я удовлетворенно усмехаюсь. «Генерал армии» – это работает всегда. Этот ублюдок собирается что-то возразить, но как раз в этот момент открывается дверь и на пороге появляется она. Парень вкладывает всю накопившуюся у него злость во взгляд, которым он награждает свою жену, и потом бросается в квартиру и исчезает за дверью. А Эмма остается на пороге и поворачивается ко мне. Я улыбаюсь ей, гордый собой, только вот дамочка, кажется, не слишком довольна.
– Что
