своими руками и полученное за них раздавала нуждающимся».
Древнерусские авторы считали книги высочайшей ценностью. Немалое место среди книг занимали переводы. Это были части Библии, византийские жития святых, хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы, летописец патриарха Никифора. Переведены были собрания-изборники исторических и философских сочинений, рыцарские романы и отечественные «хождения», древнейшее из которых описывает поход игумена Даниила в Иерусалим при короле Болдуине.
Связанное с переводами и интересом к человеку развитие литературного языка выразилось и в появлении официальных определений. Во Владимиро-Суздальской летописи князь Всеволод Большое Гнездо «милосерд», сын его Константин – «разумен». Киевляне, убившие в 1147 г. князя Игоря Ольговича за описанные в летописи реальные обиды, все равно – «беззаконные и несмысленные». Безумие феодальных войн побуждало чаще ссылаться на высшую волю: «Наводит Бог по гневу своему иноплеменников на землю… усобная же брань бывает от соблазнения дьявольского». Однако здравомыслие обычно побеждало, и летописцы считали долгом найти земные причины событий: «Выгнали ростовцы и суздальцы Леона епископа, потому что умножил церковь, грабя попов».
Летописные своды Ростова Великого, Владимира и Переславля-Залесского дошли до нас в составе Радзивилловской летописи (ее список XV в. включает 600 миниатюр), начатой с «Повести временных лет» и доведенной до 1206 г. Летописец Переславля-Суздальского (в списке XV в.), доведенный до 1214 г., ярко окрашен в местный колорит, подобно псковскому летописанию XIII–XV вв.
В памятниках, где общерусские сведения менее лаконичны (в связи с более широкими запросами местных властей), все больше воздается хвала могучим, удачливым и щедрым к воинам князьям, побеждавшим в усобицах. В середине XIII в. эти князья подвели своих хвалителей до крайности.
Слово о погибели Русской земли, оплакивавшее некогда могучую «светло светлую и украсно украшенную землю Русскую» после поражения на Калке (1223), осталось неуслышанным. В описании Батыева разорения (1236–1240) летописцы могли без крайнего стыда вспоминать только о сложивших головы рязанских и владимирских князьях: остальные попросту разбежались со своими дружинами, оставив народ сражаться и погибать при защите русских городов.
Памятником того времени стала повесть об Александре Невском, написанная по его смерти (1263) и позже переработанная в Житие. Князь, благоразумно пошедший служить татарам, по крайней мере, славно бился с крестоносцами. Галицкий летописец пытался гордиться храбрым князем Даниилом, принявшим королевский венец от католиков, но не дождавшимся от них помощи и сломленным Ордой. Героями сопротивления стали несгибаемые жители Козельска и люди рязанца Евпатия Коловрата: их подвиги, воспетые в народной песне, только в XIV в. были записаны в «Повести о разорении Рязани Батыем».
Русские митрополиты аккуратно собирали ханские
