вопросов. Но Кэл не останавливается.
– Правда? А что отец думал о вашей матери? – спрашивает он.
И почти сразу сожалеет о брошенном вызове.
Дюбуа с искаженным лицом резко вскидывает голову.
– Отец считал ее конченой потаскухой, – не выговаривает, а шипит он.
В его словах сквозит безудержная, абсолютная жестокость. Кэл знает, что делал Дюбуа, на что он способен. И тем не менее эта моментально взыгравшая ненависть, эти вздувшиеся на шее вены шокируют его. Но он берет себя в руки, подавляя внутреннее смятение.
А Дюбуа продолжает выплевывать свой яд:
– Она перетрахалась с половиной деревни.
– Но разве это правда?
Патрисия Дюбуа. Модель отвращения и похотливого сладострастия своего сына. В действительности у нее был любовник, но лишь один. Патрисия закрутила роман с местным фермером: по-видимому, искала утешения и надеялась забыть в его объятиях о муженьке, известном на всю округу своим крутым нравом.
– Я помню ту ночь. – Зрачки Дюбуа расширяются, и Кэл едва удерживается, чтобы не содрогнуться при виде змеиного выражения его лица. – Отец поднял нас с постели и заставил смотреть. Взял ремень и стал ее бить. Хотел, чтобы мать пожалела о содеянном. Она кричала. Знаете… я до сих пор слышу ее крики… они не смолкают – вот здесь. – Дюбуа стучит по голове скованной рукой. – А потом отец сказал ей, что она может уйти. Но без вещей, за которые он платил. Он забрал всю ее одежду. Раздел до нитки. Вытолкал на улицу в снег и заставил бежать. Голой.
От нездорового восторга в глазах Дюбуа сердце Кэла бьется сильнее. Он пытается представить себе отца, который будит маленьких детей, чтобы у них на глазах учинить жестокую экзекуцию над их матерью. Не нужно быть психологом, чтобы понять, откуда произрастают корни садизма Дюбуа. Он перенял это от отца. Дюбуа тоже заставлял свои жертвы бегать. Но никогда не позволял им убегать от себя.
– Как ваша мать умерла? – вполголоса интересуется Кэл.
Дюбуа выдерживает его взгляд.
– Несчастный случай на ферме. Такая жалость! Но, знаете ли, с тракторами надо обращаться осторожно… Видели бы вы ее лицо, когда она поняла… – фыркает монстр.
– Поняла – что?
Перед глазами Кэла возникает тракторный ангар, в голове роятся всякие мысли: «Нет… Дюбуа там не было. Там никого не было… Так, во всяком случае, считается».
Но, похоже, рассказ о смерти матери вывел этого человека из ступора. Дюбуа понижает голос до шепота – такого тихого, что Кэлу приходится напрячь слух, чтобы расслышать.
– Она была не первой, чтоб вы знали. – Монстр заглядывает Кэлу в глаза, как будто напряженно ожидает его реакции.
– Ваша мать? – На миг Кэл теряется, не понимая, о чем тот говорит.
– Не-е-ет, – произносит Дюбуа так, словно это очевидно. – Мэнди. – Он облизывает губы, и все журналистские инстинкты Кэла замирают в ожидании: вот
