леерах и растяжках антенн, глухо подвывал в выступах палубной надстройки, блуждал среди зачехленных орудийных башен, ракетных установок и торпедных аппаратов. Ракетный катер «Кострома» входил в Новороссийскую бухту, возвращаясь из учебного похода на Босфор. Поход близился к концу, и прямо по курсу сквозь мглу ненастной ночи уже стали видны вспышки маяка на дальнем мысу.
Вспенивая острым форштевнем черную воду и оставляя в кильватере длинные пенные усы, судно миновало створ маяка и вошло в бухту. В темноте за бортом мелькали белые гребешки пены, на маслянистой и черной, как сырая нефть, поверхности воды то и дело вспыхивали лунные блики и отблески бортовых огней. Над кормой, почти невидимый в темноте, полоскался и хлопал на ветру Андреевский флаг. Было начало третьего ночи; измотанный долгим походом экипаж спал в кубриках и каютах, бодрствовали лишь вахтенные да еще, быть может, те, кому не спалось в силу каких-то специфических, сугубо личных причин.
Впрочем, таких людей на борту почти не было, поскольку команда выходила в море далеко не впервые и все, от командира до кока, ценили минуты отдыха на вес золота. Для офицеров морские походы давно стали обыденной работой, да и матросы недалеко от них ушли: по крайней мере, для того, чтобы лишить любого из них заслуженного, положенного по распорядку сна, требовались причины куда более серьезные и веские, чем качка, плеск волн или так называемая морская романтика. Катер был в море больше месяца, вместе с другими кораблями Черноморского флота выполняя учебные задачи, а заодно напоминая основательно зарвавшимся американцам, что не одни они умеют строить корабли и устанавливать на них мощное современное вооружение (что, по сути, и являлось главной задачей похода, причем отнюдь не учебной, а самой что ни на есть боевой). Ветра, воды, солнца, тяжелой работы и новых, порой довольно острых ощущений и впечатлений хватило всем. К тому же время лечит, и даже если кто-то из матросов получил перед походом дурные вести из дома (чаще всего такие вести приходили в пахнущих дешевыми духами конвертиках и сводились к тому, что некая девица устала хранить верность лихому морскому волку и пришла к выводу, что данное некогда упомянутому «волку» обещание было, мягко говоря, опрометчивым), – так вот, если кто-то из экипажа и получил перед выходом в море такой конвертик, то горечь пустяковой утраты, лишь в юности кажущейся невосполнимой, выветривалась и забывалась за корабельными буднями.
Поэтому все, кто был свободен от вахты, спали крепким сном людей, разбудить которых посреди ночи могут только колокола громкого боя. Единственным исключением являлся человек, который, облокотившись о фальшборт на корме, курил, поплевывая во вспененную ходовыми винтами воду. Освещенная мертвым светом прожектора стальная палуба была чиста и пустынна, как обратная сторона Луны. Она мелко, привычно вибрировала, передавая подошвам полный сдержанной мощи пульс судовой машины; шум винтов под кормой заглушал все звуки; над водой, исчезая во мраке, сизой пеленой стелился дымок выхлопа. Человек стоял в угольно-черной тени ракетной установки, бессмысленно и грозно уставившейся в зенит, и его присутствие выдавал только огонек сигареты, что мерно разгорался и гас во мраке, как позиционный огонь летящего сквозь ночь самолета.
Справа по борту, на фоне затянутого рваными, подсвеченными клонящейся к западу луной тучами неба смутно виднелся силуэт скалистого мыса, на оконечности которого возвышался маяк. Человек выбросил за борт окурок и посмотрел на часы. Часы были «командирские», водонепроницаемые и противоударные, изготовленные в те полузабытые времена, когда название «Командирские» и красная звездочка на циферблате еще служили гарантией качества. Он очень дорожил этими часами, тем более что это был подарок, о чем свидетельствовала выгравированная на задней крышке надпись.
Слабо фосфоресцирующие стрелки показывали половину третьего. Дальний берег едва виднелся на чуть более светлом фоне ночного неба. Теперь там поблескивала редкая россыпь электрических светлячков, обозначавшая базу боевых пловцов-водолазов, подразделение которых было расквартировано неподалеку от Новороссийска. Человек на корме подумал вдруг, что ракетная установка, в тени которой он притаился, могла бы стереть базу с лица земли одним залпом, если не одним-единственным выстрелом. Нет, правда, странно устроена жизнь. Спецназ, элита, люди без тени, морские дьяволы, способные в одиночку оказывать решающее влияние на ход малых региональных конфликтов и больших войн, неуловимые и страшные убийцы, люди-легенды, способные творить совершенно немыслимые, фантастические вещи… А между тем один случайный запуск с ракетного катера, который при иных обстоятельствах любой из них мог бы отправить на дно, и готово – от всех от них не останется ничего, кроме груды головешек…
Мысли были странные, непривычные, как будто чужие. Человек, что стоял на корме ракетного катера «Кострома», не имел ничего против боевых пловцов. Он был российский военный моряк, как и они, и, как у многих членов экипажа, у него хватало знакомых на базе, огоньки которой сейчас медленно проплывали мимо по правому борту.
Он вынул было из пачки новую сигарету, но, передумав, скомкал ее в кулаке и отправил за борт:
