поток времени, плюнь на палец, выбери промежуток, зафиксированный дневником, и возвращайся – в сражение с математичкой за тройку или в номенклатурный слог препода по ОБЖ, негодующего о судьбе моего поколения.
В зеленых тетрадях, кипой пылящихся на антресоли, найдутся воспоминания от момента, как ты научился писать, до последней контрольной, нелепые зарисовки роботов на ИЗО, попытки оседлать уравнения, запрячь непослушный английский глагол, ласковые исправления молодой репетиторши с вырезом на облегающем платье. Время тянется прописью неизбежно, перемежаясь лишь красной строкой. Времени столько, что оно не поместится ни в Библиотеку имени Ленина, ни в Александрийский архив.
Итак, родители положили конец нашим поставкам, и большинство осталось при том, что имело. От этого котировки полезли вверх, обмен стимулировал рынок, как допинг стимулирует готового сдаться спортсмена. Подготовленную домашку стало возможно приобрести за сорок кружков, за шестьдесят – списывание на контрольной по алгебре, за восемьдесят – новый пенал и больше чем за тыщу – телефон-раскладушку.
В школе все продавалось, вплоть до места за партой рядом с самой красивой девчонкой из класса. Я занимался посредничеством в любых операциях, выступал третейским судьей в вопросах имущества и давал уроки по соточному мастерству. Я плавал в нахлынувшей славе, но мне было мало, мне хотелось сверхславы, признания.
Был такой парень в школе – Александров, классом старше меня. Мне он не понравился сразу, потому что был богатый, надменный и не умел говорить ни о чем другом, кроме как о себе. Наше знакомство произошло следующим образом. Он подошел, положил мне на плечо руку и проговорил:
– Привет, Рыжий. Много о тебе слышал. У меня на хате в субботу тусовка. Приходи, будут женщины и алкоголь. Представляешь, как тебе повезло?
Недолго подумав, я согласился – расширение популярности стоило того, чтобы терпеть александровскую надменность и всех его мажоров-дружков. Он использовал меня в своих кругах как фигурку в коллекции, а я использовал его как трамплин. Бывает, что играешь ты, говорили бандиты в «Бригаде», а бывает, что играют тебя.
И я стал ходить по тусовкам, знакомиться, чокаться, пригублять. Мои регалии приукрашали, за меня поднимались стаканы, наполненные дорогим вискарем из отцовского мини-бара. В основном все разбавляли вискарь соком и колой, и только один Александров кричал:
– Плебеи! Ничего вы не понимаете, – кидал в стакан четыре кубика льда и пил чистяком, стараясь при этом не морщиться.
В кулуарах александровских тус совершались крупные сделки. Меня спрашивали, могу ли я достать редкую технику, знаю ли я людей, подделывающих почерк завуча и директрисы. Я уже тогда обладал хорошей базой контактов среди игроков. Я подмигивал, как в кино, и полушепотом отвечал: любой каприз осуществим за определенные средства. Забавы ради со мной состязались и в сотках, но быстро уставали проигрывать, шли танцевать, блевать или валяться с девчонками в родительской спальне.
Я возвращался
