на неисправном экране. Мэгги охнула, почувствовав, как ей под кожу воткнулся какой-то острый предмет. Она вытянула руки перед собой и уставилась на них, не веря своим глазам. В вену на тыльной стороне левой кисти гладко вошла игла. Кто-то назвал ее по имени, что-то холодное из иглы разлилось по венам, а потом Мэгги потянуло прочь. Она изо всех сил пыталась ухватиться за Джонни, но ее уже затащило в узкий черный туннель. В одно мгновение Джонни стал светлой, все уменьшавшейся точкой в далеком конце туннеля. Он даже не повернул голову в ее сторону, даже не взглянул на нее, когда она улетела.
Жжение в горле у Мэгги прошло, по венам разлились облегчение и прохлада. Она услышала голоса, энергичные, но очень далекие. Голоса тянули ее к себе, но она отбивалась, желая нырнуть обратно в сон, подаривший ей возможность увидеть жизнь, которой жил Джонни до того, как попал в чистилище. Джонни был так реален. Она отказывалась слушать назойливые голоса, и они постепенно стихли, расплылись, стали чем-то вроде чуть слышного шума машин на далеком шоссе.
Когда сознание вернулось, Мэгги обнаружила себя в комнате, которую Айрин отвела под детскую, а позднее, когда стало ясно, что детей у нее не будет, переделала, чтобы та не напоминала ей о несбывшихся мечтах. Айрин не стала перекрашивать ярко-желтые стены, которые, как ей когда-то казалось, подходили для малышей, и лишь поставила у одной из них большой книжный шкаф, а на подоконники – комнатные цветы. К другой стене она придвинула пару одинаковых кресел, а между ними водрузила торшер. Пол покрывал толстый, добротный, но уже сильно вытертый ковер. Мэгги знала, что Айрин любила читать или вышивать в этой комнате. Она говорила, что при жизни Роджера это был ее личный оазис: здесь муж ее не тревожил.
Теперь комнату было не узнать. Если бы не расположение окон, их размер и форма, Мэгги вряд ли сообразила бы, где оказалась. Деревянный пол теплого коричневого оттенка, такой же, каким она его помнила, был покрыт розовым пушистым ковром, которым заменили тяжелый восточный ковер из рабочей комнаты Айрин. Высокие окна прятались за короткими розовыми занавесками в оборках. Под одним из окон стоял маленький белый письменный стол, под другим на белом шкафчике красовался проигрыватель, а на полу вокруг грудой валялись маленькие круглые пластинки. К дальней стене была придвинута кровать, накрытая розовым покрывалом с рюшами и вся заваленная подушечками, куклами и мягкими игрушками. На краю кровати сидела девочка лет девяти-десяти. Она тихонько разговаривала с толстым плюшевым медвежонком, которого сжимала в руках. Мягкие русые волосы, едва доходившие ей до плеч, были аккуратно заколоты над маленькими ушками. На девочке было платье цвета спелого персика; из-под юбки, укрывавшей ее скрещенные ноги, виднелись опрятные белые носочки и черные туфельки на плоской подошве.
– Ну же, Джейми. Ты ведь понимаешь, что мне нужно на ком-то тренироваться. А на ком мне тренироваться, кроме тебя? Я знаю, тебе неловко. Мне тоже неловко, но, если я когда-нибудь выйду замуж за Джеймса Дина, мне нужно уметь целоваться.
