мне. Заходить в комнату к ней запрещалось. Но однажды я даже немного пожил в её комнате без спроса, когда её на пару недель положили в психиатрическую больницу. Я учился в пятом классе, и мне хотелось своего личного пространства. Тогда бабушка забыла повесить замок на дверь комнаты, и я обосновался в её маленьком мире.
Весь интерьер комнаты говорил о старости и даже древности. Маленький шкаф на ножках, такой же маленький сервант, старая кровать, и у торца кровати тумбочка с чёрно-белым телевизором «Садко-307». У неё никогда не было цветного телевизора. Вся её монохромная жизнь протекала в этой маленькой комнате. В серванте стояла белая фарфоровая статуэтка молодого Пушкина, сидящего за круглым письменным столом и что-то пишущего длинным пером. Кончик пера был отломан. Ещё отчётливо помню в шкафу древнюю, как сама бабушка, библию. У книги была деревянная обложка, и напечатана она была ещё до Революции 1917 года. Бабушка родилась примерно в это же время.
На Новый год к бабушке приходили родственники, пили чай в её комнате и уходили. В новогоднюю ночь мы тоже уходили буянить к друзьям. Бабушка оставалась одна. Одна в тёмной квартире и тёмной комнате. Чёрно-белый телевизор был единственным атрибутом праздника… Мне всегда было грустно осознавать, что она празднует Новый год одна, но оставаться с ней мне не хотелось…
Бабушка умерла в глубокой старости, ей было за девяносто. Последние десятилетия она встречала каждый Новый год в абсолютном одиночестве…
Страх незакрытой двери, или Наследство от бабушки
В детстве у меня было две бабушки. Одна со мной говорила на французском, который преподавала в молодости; она жила на другом конце города. Вторая бегала за мной из своей комнаты на кухню и следила, чтобы я не подсыпал ей в чайник яд.
Если я оказывался на кухне в тот момент, когда на плите грелся её чайник (вся посуда у неё была своя, никакой общей посуды!), она бежала из своей комнаты и громко кричала:
– Ты опять меня хочешь отравить! Опять подсыпал мне яд, смотри, на дне чайника, видишь – яд?
Яда я не видел, и меня очень забавляло, как такая взрослая бабушка может такое придумать…
Только сейчас я понимаю, что моя вторая бабушка была глубоко больным человеком. Скорее всего, это была маниакальная шизофрения.
Эти «весёлые» истории оставили во мне глубокий след, который сейчас принято называть детскими травмами. И они заслуживают отдельной книги…
Бабушка Маша в последние годы жизни оставляла входные двери в квартиру открытыми. Жила она всегда с нами в отдельной комнате в старой хрущёвской трёшке в Сыктывкаре.
Я ухожу в школу, родители – на работу, она дома целый день одна. Прихожу домой, входная дверь открыта: берите что хотите…
– Бабушка, почему дверь опять открыта?
Она что-то отвечает мне на коми языке. У нас в Республике Коми два родных языка – коми
