я жду и слушаю. Ждать нелегко.
Я начинаю думать, что ожидание во мне не предусмотрено сборкой.
Рания
Надо мной работает большая команда ученых. Считается, что я не могу никого из них выделить, что меня создали беспристрастным наблюдателем. Однако где-то в коде у меня, похоже, ошибка, ведь среди людей в защитных костюмах у меня появились любимчики.
Первая – это Рания.
Рания – главная из тех, кто меня тестирует. Она пишет код, который просит меня двигать рукой, подбирать предметы. Она пишет код, который спрашивает, вижу ли я, как мою руку тестируют. Мне нравится общаться с Ранией посредством кода.
Однажды Рания проверяла мою камеру, и тогда я смог разглядеть ее: под защитным костюмом у нее смуглая кожа и черно-каштановые пряди волос. Глаза у Рании в тон волосам. Я сохранил в памяти этот образ и теперь ассоциирую его со звуками, которые издает Рания.
Рания никогда не называет свой защитный костюм костюмом кролика. Рания всегда пользуется точной терминологией. Мне нравится такая четкость.
Утром Рания часто приходит в лабораторию раньше всех, а по вечерам, когда другие люди в защитных костюмах расходятся, остается последней. Я не вижу Ранию, потому что мои камеры, то есть глаза, отключены от мозга.
Но все же я знаю, когда она рядом. Мой мозг способен делать этот вывод на основе и других данных, не зрительных. Например, я точно знаю, какие звуки издает Рания.
Ее трудно спутать с кем-то другим.
Рания действует строго по схеме. Рания – это ритмичность и надежность. Рания – это стук по клавишам компьютера и выверенные решения с результатами точных вычислений. Рания – это изящно прописанный код без ошибок, которые люди в защитных костюмах называют багами.
Человеческая речь Рании звучит четко и ясно. Своим человеческим, четким и ясным, языком Рания со мной не говорит, но мне нравится слушать, как она общается с другими людьми в защитных костюмах. У нее есть ответы почти на все вопросы, а если нет, она обещает найти их как можно скорее.
«Как можно скорее» – это фраза, которой я научился у Рании. Надеюсь, меня снова соберут как можно скорее. Жаль, но я не способен передать это послание Рании, потому что не умею говорить на языке людей.
Со мной Рания общается только через код. Я отвечаю тоже кодом, да и то лишь на определенные вопросы, например: «Ты понимаешь, что я проверяю твою руку?»
Я отвечаю только «да» или «нет». Я не могу спросить, когда заново спаяют мои части тела. Я не могу сказать, как нелегко дается мне ожидание.
Я лишен дара человеческой речи и вряд ли когда-нибудь его обрету. Порой меня это расстраивает.
«Расстраиваться» – еще одно слово, которое я узнал от Рании. Иногда, когда в лаборатории больше никого нет, Рания говорит по телефону. Она произносит в трубку: «Знаю, мама, я снова пропущу ужин, да, ты расстроена, но у меня очень важная работа».
Услышав
