длагал участие, соавторство и информацию.
– Вычитаю, потру что секретное, может, поправлю местами и утром сброшу тексты. Записи-ком Франца и его подчинённых.
– Пока.
– Целую.
Хизатуллин подключил служебный компьютер к домашнему, нашёл поисковиком и открыл файл с именем «pdl».
Читал с монитора – не любил воспроизведение текстов электронным голосом.
За завтраком отец объявил о покупке мне вертолёта.
Мама и сестра Катька восторга не проявили: не впервой слышали, давно в том разуверились. Я же возликовал, наконец-то, будет у меня «парубок». Вертолёт называли так по-украински ещё с той поры на Малой Земле, когда парни в этих двухместных, двухвинтовых вертушках слетались с подругами в центр на танцы. Оттого пошла традиция: старшеклассник, заполучив парубка, в первый полёт непременно брал подружку, если не имелась – одноклассницу. Обещал отец подарить мне не «стрекозку школьника», одноместную с одним винтом вертушку, с потолком полёта не намного выше крыш, да к тому же с бортовым автопилотом не дававшим сойти с маршрута «дом-школа и обратно», а подержанный «Ми-Жи48», настоящую машину. Сошлись в цене с продавцом давно, но из-за моих «неуд» по поведению в школе и приводов в милицейский участок сделка откладывалась. И вот, случилось!
Покупал отец «Ми-Жи48» потому, что в летние каникулы сестре Катьке исполнялось двенадцать лет, и мне, уже десятикласснику, дозволялось возить её в школу.
* * *
Пара зоологии была итоговой в году, назначена в скульптурной мастерской. Потому, что утром до уроков кто-то принёс в школу гусениц и до звонка втихаря нашпиговал ими парты в зооклассе, технички теперь выискивали и вылавливали. В мастерской ученикам предстояло вылепить из пластилина любимое млекопитающее и рассказать о нём.
Зоологичка Маргарита Астафьевна, – она в школе учительница новая, молодая, с материка приехала в конце последней четверти учебного года – на ходу поприветствовав учеников, прошла к своему месту, грациозно взбежала по приступкам кафедры, сунула в дверной приёмник личную пласткарту, сказала: «Приступайте. Первый час лепим, на втором рассказываем». И пропала с глаз, сев в кресло. Прозвучал щелчок выключателя мегафона. Учителя, бывало, забывали это сделать, тогда класс наслаждался их бурчанием в нос, позёвыванием, кряхтением, а то и похрапыванием. Зоологичка же страховалась: из утробы учительской кафедры через мегафон мог быть слышен голос ведущей телевизионной программы, компьютер работал в режиме приёма телевещания. Было это нарушением, но Маргарита Астафьевна не пропускала ни одного выпуска передачи «Новое в вязании крючком». Программа шла по пятницам, и как раз в часы её уроков зоологии. Для мальчишек этот день – чёрный день: учительница не покидала кафедры – по мегафону излагала тему урока, не отрываясь от телевизора и вязания. Отвечать домашнее задание не вызывала, чем очень расстраивала пацанов. В другие дни недели ответы у доски она любила послушать от «камчатки». Прохаживаясь между рядами, иногда подсаживалась на краешек скамейки, и этого мальчишки ждали с замиранием сердца, очередь вытерпев, чтобы на зоологии одному занять пустующую в классе парту. Сегодня пятница была омрачена ещё и тем, что учительница пришла в школу в костюме с длинной по щиколотки юбкой, а её ноги, обычно затянутые в светлые прозрачные колготки, для мальчишек были объектом самого пристального внимания на уроке. Так что, сегодня за скульптурные станки пацаны уселись понурыми. Девчонки же – те, кому удачно посчастливилось надеть дома коротенькие юбчонки, – усаживаясь на табуреты, поворотились к «камчатке» вполоборота и закинули ногу за ногу.
Занятия изобразительным искусством я не любил, скульптуру – ненавидел: мутило от запаха пластилина. Кроме того, я считал, от пластилина появлялись на руках бородавки. Моим достижением в ваянии была ёлочка, которую я слепил в четвёртом классе и после скульптурную мастерскую не посещал. Сачкануть и сегодня никак не мог: «неуд» и штраф по поведению заработаю, и не видать мне тогда парубка. Но и прибавления бородавок не хотелось – особенно, сейчас весной. Нашёл выход: прихватил в мастерскую рукавицы «утеплённые стрелковые Армейские», дядей Францем, офицером, мне подаренные. Зиму провалялись в парте, надевал только в лютые уж морозы. В весну, позднюю даже, носить приходилось: бородавки на руках высыпали, прятал. Пацанам «армейки» нравились: расцветка ткани «флора», под камуфляж. Обменяться предлагали, я отказывал, вот пригодились.
Лепить в рукавицах – уколок от одноклассников не оберёшься, ждал, пока класс не опустеет. До звонка справившись с заданием, ученики ушли в буфет, и я, весь час промечтавший о вожделенной вертушке, достал спрятанные за пояс под жилетку «армейки».
Посмотрел время на настенных часах – как повешенных однажды в кризисный год на место портрета российского президента, так и тикавших по сей день над плазовой рисовальной доской. До звонка оставалось
