ощущались хаотичные удары, словно кто-то неопытный забивал впервые гвоздь.
Гид, угрюмо посмотрев на своего подопечного, тихо вышла из здания и направилась к гиду, сопровождающему приятеля Константина. Ей было нужно, чтобы друг пожелал зайти в гости к Константину и обнаружил его на полу мастерской с уже знакомыми симптомами.
Константин очнулся в больничной палате, сияющей чистотой. В голове было пусто. В это время дверь в комнате отворилась и зашла молоденькая медсестра с подносом для шприцов.
– Не волнуйтесь, Вы находитесь в лучшей лечебнице города и быстро встанете на ноги, – улыбнулась приветливо девушка.
– Что со мной? – спросил Константин, я ничего не помню…
– Еще бы, – проворчала за спинкой кровати гид.
– Ничего страшного. Обычное переутомление, – сказала девушка. – Вам нужен отдых и покой.
Она сделала ему укол и, уходя, положила ему на прикроватную тумбочку блестящую бусинку, бросив ехидный взгляд за спинку его кровати.
– Это было зажато в Вашей руке, когда Вас доставила скорая.
Константин узнал в ней жемчужину, нарисованную им ранее на холсте, и поморщился. Здраво рассуждать не было сил, хотелось спать.
А гид закатил глаза, и недовольно махнула медсестре-эфору, которая закрыла за собой дверь.
Лекарства плохо помогали, на протяжении недели ему постоянно ставили какие-то капельницы и убеждали, что это какая-то там аутопсихическая деперсонализация, когда врач исключил селективную амнезию, проверив, что у него нет темноволосой девушки.
Друзья поддерживали, как могли. Кто-то говорил коронные заученные фразы, кто-то искренне пытался понять, кто-то просто звонил и молчал. И в этом молчании был заложен глубокий смысл. Но суть была в том, что никакие слова не помогли бы. Это было очевидно как для Константина, так и для говорящих. Но все формальности были соблюдены. Галочка поставлена.
Дни шли. Никуда вместе с ними не девалась и ноша. Она была тяжела, и вес Константина стремительно уходил не потому что в жизнь пришло больше спорта или диета, а потому что эту ношу он волочил каждый день.
Вставал с ней по утрам с кровати, тянул за собой в столовую. Далее, катил ее за собой на процедуры. И буквально чувствовал, как работали все мышцы в теле, как они напрягались и тянули невидимый груз.
Монотонно тянулось время. Просыпаясь со звуком будильника, он приоткрывал чуть глаза и с опаской всматривался перед собой. На фоне лимонных стен, ноша определенно выделялась. Она все еще была здесь. И колесо Сансары бешено крутило его, как хомяка в беговом колесе клетки.
Дни шли. Константин окреп. Мышцы на теле окаменели, и груз уже не казался таким тяжелым. Словно все его естество приняло эту ношу, и она стала более компактной что ли, как рюкзак. Даже можно было уместиться в ней в очередь за лекарствами и не словить при этом панику. Ведь до этого, такой прием был непосильным. Приходилось
