это произошло? Когда моя фамилия перековеркалась в оскорбление? Как «очкастой» оказалась только я, хотя нас таких в классе четверо? Включая одну из этих. Я не знала, что делать, и рассказала нашей классной, Ларисе Дмитриевне. Она же взрослая, может что-то дельное посоветовать. Она пообещала, что поговорит с классом. Наверное, кабинет имела в виду. Потом от его стен мячиком отскакивала моя сменка. Я сказала и про это, и Лариса Дмитриевна кивнула так, типа, мы с ней в заговоре. Анька тогда уже была в выпускных классах, в школе мы почти не пересекались. Я испугалась, когда она специально нашла меня на перемене, отвела в сторонку и строго сказала:
– Ты что, совсем дура?
Я уже выучила, что это риторический вопрос, то есть утверждение, которое не требует ответа, потому что содержит ответ в себе.
– Ты совсем ничего не понимаешь? На всю жизнь огрести хочешь? Зачем ты ябедничаешь?
Не понимаю. Огрести? Ябедничаю? Нас же с детского сада учили говорить взрослым, если что-то случится нехорошее! Я же ничего этим не сделала! Они первые! Я не успела сказать это Аньке. Она дёрнула меня за плечи, как будто хотела ударить по-настоящему, и сказала:
– Не выпендривайся! У мамы из-за тебя будут неприятности!
Тогда я начала догадываться. Мои проблемы из-за того, что я всегда говорю – вода солёная, если она на самом деле солёная. Не понимаю, как можно иначе. Но этого достаточно. Это означает, что я выпендриваюсь.
В тот же вечер дома Анька подозвала, вытянула ладонь и такая:
– Бей.
– Чего?
– Бей, я сказала.
Я ударила. Комара убить не хватит.
– Сильнее!
– Я не умею.
– Учись. Бить надо сразу, понимаешь? Сразу, как только обозвали, как только толкнули или что ещё. Бить! Сразу! В ответ!
Попыталась снова.
– Представь себе чью-то рожу. Кто тебя больше всех достаёт.
Но это не лицо одной из этих, а рука моей сестры.
– Сильнее! Тебе ещё несколько лет туда ходить каждый день! – Анькин голос дрожал. Она когда-то сама себе такое говорила.
Я старалась, но получалось плохо. Это же больно. Кулаком в лицо. Я знаю.
Анька почему-то не может прийти в класс и сказать этим: «Вот моя сестра. Кто её пальцем тронет – покойник».
Как сделал брат Кольки Сахарова. И никто его не трогает, и даже Сахаром называют потому, что он позволяет. Но брат Кольки Сахарова сидел за наркоту и откинулся с зоны, познав жизнь. Его все боятся, даже учителя, у которых он учился. Анька – девочка и гуманитарий. Девочки так не делают. Девочки не должны так говорить.
Тогда я решила: раз не могу сама, значит, буду делать вид, что ничего такого нет, не буду говорить об этом. И тогда, может быть, оно само как-нибудь закончится.
Перемены хуже всего. В классе оставаться нельзя: ощерились углами парты, позеленевшая вода для полива цветов так и ждёт
