шапочку. Грязно-розового цвета с растрепанным помпоном на макушке.
– Вот теперь все! Ну что, львя?
Фоссеныш выпрыгнул из корзины и выбежал из комнаты.
Девочка еще раз оценила свой бесподобный вид, подмигнула отражению и спустилась вниз. Настроение улучшалось.
Дед уже готовил кофе, сосредоточенно помешивая его в глиняной джезве[2], и – о чудо! – что-то напевал себе под нос.
Джен оторопела. «Битлз»? «Фифти цент»? Старушка Мадонна? В музыке она разбиралась слабо. Ошарашило ее другое: Марко пел! Такого за ним не водилось.
– Доброе утро!
Дженни с опаской зашла на кухню. В последний раз он пел… да никогда он ничего не напевал, не было у него такой привычки!
– Доброе утро, синьорита Далфин, – не оборачиваясь, пробормотал дедушка. – Сегодня вы рано.
– В самый раз. Пойду на пробежку.
– Я только за, – согласился дедушка, отставив джезву с поднявшейся кофейной пеной. – А вернешься, будем кофе пить по-мароккански… Пресвятая Мадонна и двенадцать апостолов! Куда ты в таком виде?
– Разве мне не идет?
– Ты похожа на беженца из Эквадора! Сними хотя бы эту ужасную шапку.
– Вот еще! – фыркнула она. – Чао, нонно![3]
– Чао, миа кара!
Марко вернулся к кофе. Попробовал его и поморщился:
– Так, перца многовато…
Прохладный ветерок овевал лоб, нежаркое ласковое солнце чуть грело спину. Дженни бежала по узкой извилистой улочке вверх, от гавани и причалов, от спокойного моря, лижущего подошвы меловых скал.
Утро было прозрачное, осеннее и чуть пахло яблоками и поздними розами, еще цветущими в палисадниках. По обеим сторонам улицы – бордовые и белые розовые кусты, и ей казалось, что она бежит сквозь открытую оранжерею. Вокруг ни души – лишь розы лили свой густой аромат в ладони бризу, поднимавшемуся от моря. Только редкие продавцы открывают свои лавки, сгоняя со ступенек толстых рыжих котов. И те и другие провожали ее одинаково удивленным взглядом. А она мчалась вверх, чувствуя, как застоявшаяся кровь разгоняется по жилам и тело, сонное и ленивое с утра, оживает, наполняется горячей силой.
– Я. Должна. Войти. В форму! – чеканила Дженни, прыжками преодолевая крутой подъем.
Она замедлила ход, чтобы перевести дух, но не остановилась – никогда, ни в коем случае нельзя останавливаться, как бы плохо ни было! Надо бежать вперед – это она знает железно.
И поэтому Дженни продолжала движение, хотя больше всего ей хотелось присесть на ближайшую скамейку, упасть на дорожку или просто рухнуть на траву.
Через пятнадцать минут она уже хотела тихо скончаться – наступила самая тяжелая часть пробежки, когда первый запас сил исчерпан, а организм еще не привык к нагрузкам: еще не понял, что это всерьез.
Дорога провела ее мимо складов и офисных зданий на окраину. Здесь асфальтовое шоссе уходило прямо, а налево круто поднималась
Джезва (
Дедушка (
