и значит – связь Магуса? Тогда… как можно изгнать из Магуса? Все равно что руку отпилить».
Дженни подняла кулон, серебряный дельфин сверкнул в солнечном луче, упавшем сквозь окно. В глазах дельфина блистали голубые камни.
«Это кулон мамы…»
Она не помнила родителей. В памяти не задержалось ничего, только смутный отзвук песен, только чувство теплоты и ласки, окутывающее ее. Она изучала немногочисленные фотографии из архива Марко, и ей казалось, что она узнает свое лицо в чертах красивой женщины с толстощеким младенцем на руках. Белокурые волосы, продолговатый овал лица, нос, губы – это она взяла от мамы. А от папы, худощавого, стройного, обнимавшего маму на фотографии, – глаза. Глаза глубокой синевы, в которых бродили стальные искорки.
«Я совсем их не помню. – Дженни подняла кулон над лицом и стала медленно раскачивать. – Это неправильно. Но что еще хуже, я… я не скучаю по ним. Неужели я такая бессердечная?»
Она вздохнула.
«Да, это так. Марко меня вырастил, и я его люблю. Но почему-то так легко, когда я гляжу на этого дельфинчика. Как будто мама совсем рядом».
Внезапная мысль пришла ей в голову, и она села в кровати.
Родители погибли, когда в фургон врезался рефрижератор. Водителя отправили в психушку. Он не мог прийти в себя. Только и твердил, что машина вырвалась из-под контроля и сама пошла на фургончик.
«А что, если фуру заколдовали? Могли маму и папу убить? Но зачем?»
Дженни вскочила. Надо показать кулон Марко! Давно пора было это сделать.
– Эй, соня, вставай! – Она легонько щелкнула львенка по усам. – Скажи что-нибудь хозяйке.
Лас открыл один глаз и так красноречиво поглядел на Дженни, что стало ясно: ближайшие часа три он даже хвостом не шевельнет.
– Ну и ладно. Лентяй.
Дженни сбежала по лестнице. На кухне Марко не было, и она постучалась к нему в комнату.
– Погоди, Джен, секунду…
Но она уже распахнула дверь. И остолбенела.
Посреди комнаты стоял большой пластмассовый таз веселого розового цвета. Фокусник закатал пижамные брюки, залез в таз и в тот момент, когда зашла девочка, выливал на голову ведро воды.
– Брр… – Франчелли поставил ведро и бодро начал растираться полотенцем. – Доброе утро.
– Скажи, а зачем ты штаны закатал? – после паузы поинтересовалась Дженни. – Все равно весь вымок.
– Хм… Это вопрос философский. Я был бы благодарен, если бы ты закрыла дверь с другой стороны. Мне надо переодеться.
– Дед, ты меня пугаешь. Ты решил закаляться на старости лет? Не поздновато? И почему ты… хм, в пижаме? Ты себя хорошо чувствуешь?
– Более чем. – Фокусник встряхнулся. – Брысь отсюда!
Дверь сама по себе захлопнулась перед ней. Дженни отчего-то на цыпочках прошла на кухню. Опасливо села на стул.
Стул вел себя как самый обыкновенный воспитанный английский стул: не прыгал и не резвился, твердо
