ножки стали расти, так я со страха ими задергал и зубы ей выбил.
– А! – хищно просиял Пишкин. – Вот и убийца лисы нашелся.
– Не убивал я, – взмолился Колька. – Я только зубы, и то в целях самообороны. Она потом к околице рванула.
Участковый сник. – Там ее и нашли с проломленной черепушкой. – Он глянул на Кольку. – Ты вспомни, шуба на ней какая была, зимняя или летняя?
– В смысле?
– Рыжая и пушистая, или серая и облезлая?
– Ну рыжая такая.
– Получается, что шубу кто-то спер. – Он повернулся к деду. – Может, из-за шубы ее и грохнули?
– Ну да, эти трое и грохнули, – выдал версию дед. – А шубу продали. Не зря же они потом целый месяц гудели. Агафья после них бутылки по лесу собирала.
– Ой, сколько я их тогда насдавала, – окунулась в воспоминания бабка. – А на те деньги мы с дедом ракеток бабинтоновых купили, целый мешок. До сих пор на чердаке валяются.
– Зачем вам ракетки? – удивился Колька.
– Так у нас в сельмаге тогда ничего другого не было. Где-то ошиблись в планах, вот нам целый грузовик и привезли. А мы их отродясь не видели. Думали, может посуда такая новая. Пытались макароны через них проливать. Еще комаров отгоняли, ковры выбивали. А кто-то по стенам развешивал для уюта.
– Ну ладно, – сказал участковый, спрятав исписанный лист, и выложил чистый. – Допустим, от лисы ты сбежал. Пока только допустим. – Он поднял вверх палец. – Ну а дальше, как ты выжил, такой несуразный?
– Ну, ручки-ножки у меня быстро стали расти. А когда в интернат попал, голова еще была большая, судя по тому, как потешались ребята да выспрашивали воспитатели. Я уже поумнел тогда и всем говорил, что это не голова большая, а шишку я набил во всю голову, когда с окошка падал. Воспиталка одна расплакалась, стала кричать, грозилась деда с бабкой к суду привлечь, что ребенка одного у окна оставили. Вас даже в розыск тогда объявили, портреты по остановкам расклеили.
На этих словах дед закашлялся, и бабке пришлось стучать ему по спине.
– Слушай, Егор Дмитрич, – хриплым голосом начал дед. – Ты бы враки эти, ну про портреты всякие, в протокол не писал. А? Мало ли чего.
Участковый медленно поднимал лицо от бумаги, а дед придвинулся и зашептал:
– Я в долгу не останусь. Есть у меня кое-что. – Он похлопал себя по груди, где под рубахой зашелестела Колькина купюра.
– Да ты в своем уме?! – подскочил Пишкин. (Следом повскакивали дед с бабкой. Колька втянул шею.) – Ты на что меня подбиваешь? Да эти протоколы Сам читать будет.
Тут дед с бабкой резвенько обернулись каждый к своей стене, к портретам круглолицего с усиками. Причем бабка с благоговейным шепотом отбивала на портрет поклоны. А дед отдал ему затяжной пионерский салют, вскинув руку поперек лица.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную
