о целостности человеческой личности. Такое навязывание лишь замедлит его развитие. Чтобы у ребенка развилось и надежно закрепилось чувство собственного «я», ему необходимо на время сузить это «я» до той его части, которая желательна ему и которую он полностью одобряет. Когда это поможет ребенку обрести «я», которым он сможет без обиняков гордиться, ему удастся постепенно принять представление о том, что «я» также способно включать в себя составляющие, неоднозначные по своей природе.
Подобно тому как образ родителя в сказке расщепляется на две фигуры – воплощения противоположных чувств любви и отторжения, ребенок «овнешняет» и проецирует на «другого» дурное, пугающее его настолько, что он не в состоянии признать его частью самого себя.
Сказочная литература вполне справляется со сложной природой возникающего время от времени отношения к матери как к злой мачехе, в своей манере сказка советует нам не спешить поддаваться злости и гневу и не заходить в этих чувствах слишком далеко. Ребенок легко раздражается на дорогого ему человека и поддается нетерпению в ситуации, когда приходится ждать; он склонен испытывать злобу и погружаться гневные помыслы, не задумываясь о том, что случится, если они станут явью. Во многих сказках изображаются трагические последствия подобных опрометчивых пожеланий, связанные с тем, что герой хочет слишком многого или оказывается не в силах дождаться того момента, пока все не свершится само собой, – и оба состояния души характерны для ребенка.
Приведем в качестве иллюстрации две сказки братьев Гримм. В сказке «Ганс-еж» мужчина очень хочет иметь детей. Однако это желание терпит крах, поскольку жена его бесплодна, – и он впадает в ярость. Наконец он перестает владеть собой настолько, что восклицает: «Хочу ребенка! Хоть ежа, да роди мне!» Его желание сбывается: у жены рождается ребенок. Верхняя часть его тела напоминает ежиную, а нижняя – человеческую[38].
В «Семи воронах» отец испытывает столь сильные чувства к новорожденному ребенку, что старшие дети вызывают его гнев. Он посылает одного из сыновей принести воды для крещения только что родившейся сестры. Мальчик выполняет это поручение, и к нему присоединяются остальные шесть братьев. Отец, рассерженный тем, что ему приходится ждать, восклицает: «Хочу, чтобы все мальчики стали воронами!» – и его желание тут же исполняется.
Если бы сказки, в которых дурные пожелания сбываются, тем бы и оканчивались, они оставались бы не более чем сказками-предупреждениями, предостерегающими, чтобы мы не давали воли негативным эмоциям (что не под силу ребенку). Однако сказка мудра: она не ждет от ребенка невозможного и не заставляет его тревожиться по поводу дурных желаний, которые все равно появляются у него, хочет он того или нет. Да, она побуждает читателя реалистически мыслить, предостерегая, что,
Широко распространенный мотив наказания будущих родителей, чье слишком нетерпеливое желание иметь детей приводит к появлению на свет странных существ, соединяющих в себе черты человека и животного, имеет древнее происхождение. К примеру, он является центральным для турецкой сказки, где царю Соломону удается вернуть ребенку человеческий облик. Если родители в подобных историях хорошо обращаются с неправильно развившимся ребенком и относятся к нему с должным терпением, он в конечном счете превращается в привлекательное человеческое существо.
С психологической точки зрения эти сказки заключают в себе замечательную мысль: если родитель недостаточно хорошо держит себя в руках, его ребенок окажется не приспособлен к жизни. В сказках и сновидениях телесные уродства часто символизируют отклонения психического развития. Верхняя часть тела персонажа, в том числе и голова, как правило, напоминает звериную, тогда как нижняя часть обыкновенная, как у человека. Это означает, что у ребенка, так сказать, непорядок с головой, то есть с психикой, а не с телом. Истории также дают понять, что ущерб, нанесенный ребенку отрицательными эмоциями, можно исправить, если родители последовательно и с достаточным терпением будут проявлять к ребенку добрые чувства. Дети родителей, склонных поддаваться гневу, зачастую ведут себя подобно ежам или дикобразам: они «щетинятся», так что образ полуребенка-полуежа подходит к ним как нельзя лучше. Но, подобно всем хорошим волшебным сказкам, эти истории также содержат указание на средства, помогающие исправить причиненный ущерб, причем их предписания полностью соответствуют важнейшим открытиям в области психологии, сделанным в наши дни.
