раны, снимают с меня пальто, не спросив, да и с чего бы им спрашивать, разве я не член семьи, разве это не мой дом, моя комната, моя квартира, моя… жена?! Моя жена! Эта девушка, эти руки, губы, волосы, эти глаза – моя жена!!! Это все просто безумие, что тут происходит, этого не может быть. Кто это? Ведь я у чужих людей. Я никого из них не знаю. Кто она? Как ее зовут? За кого меня принимают эти люди? Это все ошибка. Кто же я такой, кто же я такой?
– Тебе надо лечь, – говорит она, и голос ее подобен лучу, пробившемуся сквозь черные тучи. – Не нужно ни о чем думать, ничего рассказывать, сначала поспи. Всему свое время. Война кончилась, теперь ты со мной. Теперь все хорошо, правда? Ах, Ханс…
Что мне сказать ей? Я сам ничего не знаю, я же ничего не понимаю. Так много всего сразу. Я что-то такое сделал, но уже сам не помню что. И я устал. Я хочу спать. Все хорошо, правда? Все хорошо.
Я лежу на кушетке. Нога болит. Я закрыл глаза. Когда моргаю, вижу зверя в углу, он лежит притаившись, негромко рычит, подняв морду, втягивает воздух, смотрит на меня. Я хотел бы уснуть, но тревога не дает, во лбу глухой стук, я очень одинок. Мой мозг в удивительном состоянии. Я бесцельно считаю желтые и черные клетки на обоях, потом черные отдельно, их сто тридцать шесть, чувствую, как мое тело лежит на кушетке, сижу в своем теле и чувствую, как оно лежит, руки на одеяле, ягодицы на мягкой ткани, мозг плавает в черепной коробке, по мышцам тянутся белые нервы и бурые вены. Кто я? Кто я?
Моя рука скользит по груди, машинально гладит, словно лаская туда-сюда. Что-то шуршит. В кармане слева, там на груди что-то немного выпирает, на ощупь немного ворсистое. Вдруг при этом прикосновении сердце начинает биться часто, в мозгу раскрывается пружина, по стене бежит вертикальная трещина: паспорт!
Как я мог о нем забыть? Где я был? Какой туман, какие призрачные сумерки! Вот тут в кармане паспорт чужого человека. Украден – ну и что. Беззащитный труп – какой ему вред. Он не станет от этого беднее, а я – богаче. Как его имя?! Разве я мало страдал со своим? “Беттух, Вильгельм Беттух”? Это что, имя? Человеческое имя? Беттух? Простыня? В школе на перемене они окружали меня, дергали за брюки, за пиджак, за рубашку. Простыня, простыночка! Накройся сам собою! Хорошо выспался? Повиси-ка! Давай-ка мы тебя выбьем! Ты же весь грязный! Засунем тебя в мешок! Кончик простыни!
Беттух! Что же это был за отец, что за пращур спокойно носил эту фамилию?! Истирался об нее в кровь и не кричал! Не сбросил это ярмо! У каждого есть фамилия, ничего тут не поделаешь, “Как вас величать?” – “Беттух”. Он улыбается. Кто? Все. Люди. Мир. Кривят губы и улыбаются. Ну как принимать всерьез такого человека? Доверять ему, давать чин, работу, должность? Я уже давно был бы мастером? Кто-нибудь взял бы меня подмастерьем? Конечно. Но другой, тот, кто умел меньше, он всегда умел меньше, и мне приходилось стоять позади. Всегда позади. На танцах блондинка Лизель: смотрела на меня голубыми глазами, во время вальса ее шея так мягко склоняется ко мне, мелкие локоны влюбленно и доверчиво поглаживают мою правую щеку, я провожаю
