обыск, в вещах студента нашли предсмертную записку с жалобами на «несправедливое» исключение из рядов Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи. А еще несколько нераспечатанных пачек пороха, того самого, которым обиженный студент начинил свою бомбу. Парень все же сумел привлечь к себе внимание властей. Официально горожанам объявили, что рядом с трибунами в тот день взорвался газовый баллон.
История Александра Усика стала достоянием общественности только в девяностые.
Журналисты в своих статьях прозвали его Комсомольцем.
Я поднял голову. Посмотрел по сторонам.
Свет в салоне не горел. Но в искусственном освещении уже не было необходимости: за окнами рассвело. В воздухе витал запах пыли, бензина и табачного дыма (курил папиросу водитель автобуса). Передняя дверь оставалась открытой. Рядом с ней маячил усатый доцент.
Студенты первого курса шумно переговаривались, смеялись, размахивали руками. Там, впереди, бренчали на гитаре. Кто-то пытался петь. Наряженные в нелепую одежду. Улыбчивые, со смешными прическами. Живые. Для меня все эти первокурсники выглядели детьми. И парни, и девчонки. Даже те, кто успел отслужить в армии. Мой младший сын казался старше каждого из этих студентов, пусть и был столь же юным. Но тоже оставался для меня маленьким мальчиком.
«Интересно, кто из них погиб в тот день вместе с Усиком? – подумал я. – Кто получил ранение? Кто остался инвалидом? Если я сейчас размозжу голову своему новому телу, это спасет кому-то из них жизнь? Или я в этом теле надолго, и детишкам не грозит пострадать на первомайской демонстрации?»
Не сам взрыв в День Интернационала привлек внимание к Александру Усику моей институтской кураторши, а готовность парня убивать. Она предположила, что если Комсомолец был тем самым непойманным «маньяком с молотком», то это многое объяснило бы. В образ маньяка-Усика укладывался и тот случай с неудачным (так я полагал) изнасилованием (которое парень в предсмертном письме отрицал). А его ссора со Светланой Пимочкиной объясняла, почему убийца не рассчитал силу первого удара: не совладал с эмоциями, ведь именно действия комсорга Пимочкиной инициировали исключение Усика из комсомольской организации.
Во время первых двух убийств Александр Усик уже проживал в Зареченске – учился в институте. Я помнил, что те случились осенью, но не читал о них, теперь не мог припомнить, где именно и когда погибли первые две женщины (или погибнут?). Знаю только, что каждый раз рядом с мертвыми телами находили (найдут) орудие убийства – молотки. Но не обнаружат никаких указывавших на убийцу следов. Как и в случае с Пимочкиной. И в случае с той женщиной, что погибла восьмого марта в парке Ленинские аллеи и стала последней известной жертвой «маньяка с молотком». Не потому ли, что первого мая тот погиб при взрыве самодельной бомбы?
Предположение, что зареченским маньяком мог быть Саша Усик, выглядело не лучше и не хуже, чем
