губительный огонь, а десятки выкаченных расчетами на руках в полосу прибоя орудий разносили в клочья и отправляли на дно болтающихся на волнах «сверхчеловеков». Не повезло и транспортам с кораблями сопровождения. Их накрыла бомбовыми разрывами морская авиация.
А чуть вправо, на узком обрывающемся в море перешейке, лишали себя жизни пьяные эсэсовские офицеры. Разогнавшись на штабных «майбахах» и «хорьхах», с громкими криками «Хайль Гитлер!» они целыми командами рушились вниз, в черноморскую пучину.
– Чудеса, да и только, кореша! – Жора лишь на секунду оторвался от всаживая длинных очередей из захваченного МГ в бегающих внизу фашистов. – Фрицы сами себя кончают!
– Да, Петро, точно ты рассказывал про Новороссийск! – обернулся к выцеливающему очередного офицера Дорофееву старшина, вщелкнув в свой «дегтярь» последний диск с патронами.
Однако так поступали далеко не все вражеские солдаты. Несколько дней и ночей после коренного перелома сражения герои вермахта с их румынскими союзникам сдавались целыми подразделениями.
«Них шисен!» – жалобно хрипели одни, другие молча швыряли оружие наземь и, пряча глаза, поднимали вверх руки.
– Куда девать пленных, товарищ капитан? – согнав захваченных на своем участке в ближайший эскарп[36], спрашивали у ротного валящиеся с ног разведчики.
– В расход, – обвел морпехов Терещенко налитыми кровью глазами. – У нас нет людей их конвоировать.
– Ни хрена себе, – переглянулись те от столь необычного приказа.
Одно дело убить врага в бою, как они делали ни раз, и совсем другое расстрелять безоружных.
– Ну, кто возьмется? – видя замешательство моряков, буркнул ротный.
Напряжение снял Дим.
– Я, Николай, – сказал он (без начальства все обращались друг к другу по именам) и, передернув затвор ППШ, направился к эскарпу.
– Форверст! – подойдя к пленным, среди которых были несколько раненых, ткнул стволом по направлению чадящего дымом города, и те понуро двинулись к выходу.
Когда спустя минут пять немцы с румынами (их было человек двадцать), спустились в сопровождении старшины вниз, к усеянной воронками дороге, по ней несколько красноармейцев в пропотевших гимнастерках гнали разношерстную колонну захваченных фашистов.
– Шнеллер плен! – кивнул Дим в ту сторону, и его подопечные несколько оживились.
– Бегом! – рявкнул Дим, дав в небо пару очередей из автомата.
– Принимай, славяне, – сказал он бойцам, когда доставленные пополнили колонну, после чего устало поплелся назад, к своим ребятам.
Разведчики встретили старшину молчанием, а капитан вскинув бровь, выжидательно уставился на Дима.
– Я их передал внизу армейскому конвою, – сказал тот. – Пусть живут, бродяги.
– А почему стрелял?
– Что-то
Эскарп – земляное фортификационное сооружение.
