и в том ее единственное предназначение. Неудивительно, она чувствует себя униженной, понятно, должна скрывать это, пытаясь указать вам на свое место. Вульгарна, дерзка и одинока, поэтому и вымещает злобу на вас и ваших сестрах. Это непростительно, но объяснимо.
– Я не думала… ну, не знаю, возможно, вы правы, однако я не испытываю к ней особо теплых чувств.
Кресси покусывала отвисший кусочек кожи на мизинце, и теперь он начал кровоточить. Не раздумывая, Джованни поднял ее руку и стер кровь кончиком пальца, прежде чем та капнула ей на платье. Он поднес свой палец к губам и слизал с него кровь. Кресси не издала ни звука, не шелохнулась, лишь смотрела на него своими поразительно голубыми глазами. Они напомнили ему о детских походах на рыбалку ранними утрами. Море мерцало, пока лодка отца качалась на волнах. Лодка человека, которого он считал своим отцом.
Обняв Кресси за тонкую талию, он сомкнул губы вокруг ее пальца, стал нежно посасывать его. Осторожно вытащив изо рта, провел языком по ладони Кресси, лаская губами подушечку большого пальца. Совершенно неожиданно страстное желание, будто раскаленная стрела, вонзилось ему в пах. Что он делает?
Джованни вскочил, поправил полы фрака, чтобы скрыть вещественное доказательство своего возбуждения.
– Я просто хотел предотвратить… Извините, мне не следовало так вести себя столь… неподобающим образом, – резко сказал он.
Ей следовало остановить его! Почему она не остановила его? Ведь для нее это означало лишь то, что он инстинктивно действовал из лучших побуждений, не дал крови капнуть на платье. Вот и все. Возбуждение тоже пришло инстинктивно. По правде говоря, он не желал ее. Совсем не желал.
– Выдался долгий день, – произнесла Джованни, выдавив холодную улыбку. – С вашего позволения, мне хотелось бы познакомиться с теми, кого я должен писать, затем я подыщу место для студии. Там и поужинаю, если вы будете так добры и распорядитесь, чтобы мне принесли что-нибудь поесть.
– Значит, вы останетесь при своем мнении и не станете ужинать вместе с нами?
Кресси выглядела столь несчастной, что он чуть не сдался. Джованни решительно покачал головой:
– Я уже говорил, не люблю, когда меня отвлекают во время работы. Мне необходимо сосредоточиться.
– Да. Разумеется. Я все понимаю, – кивнула Кресси и встала. – Если вы начнете писать меня, это тоже отвлечет вас. Нам следует отказаться от нашего маленького эксперимента.
– Нет! – Он поймал ее за руку. – Кресси, я хочу писать вас. Я должен написать вас. То есть следует доказать, что вы не правы, – добавил он. – Доказать, что живопись не сводится к набору правил и в глазах художника обитает красота. – Он провел пальцем по контурам ее лица, начиная с хмурого лба и кончая нежной щекой и подбородком. – Вы ведь поможете мне, правда?
Кресси взглянула на него. Ее глаза ничего не выражали, но вдруг она удивила его едва заметной кривой усмешкой.
– О, сомневаюсь, что вам удастся изобразить
