со штанины муравья. Порыскал глазами по сторонам – не угораздило ли пристроиться рядом с гнездом кусачих рыжих букашек? Нет. Триединый помиловал. Может, вздремнуть? Ведь, судя по всему, врага еще дожидаться и дожидаться…
Между серыми стволами, пригибаясь, пробежал дозорный.
Глупый-то какой…
Зачем прятаться, когда вокруг все свои?
В буковой роще на холме, который дорога огибала с юга, скрывались сотни две пеших бойцов, вооруженных чем попало. Вилы, косы, рогатины. Сброд. Ингальт скривился. Вот уж не думал и не гадал, что окажется в такой компании. Крестьяне, согнанные из трех ближайших деревень. Когда начнется заваруха, их вырежут подчистую. Уж кто-кто, а он, отставной солдат, отдавший Сасандре пятнадцать лучших лет жизни, это понимал прекрасно.
Вот чуяло сердце – в Тьялу нужно отправляться после отставки. Там и земля плодороднее, и люди поспокойнее. Но в долине Дорены нужно было бы пахать, сеять, жать. Не то чтобы он не любил зарабатывать на жизнь своим трудом. Просто хромому легче добыть пропитание здесь, в лесах северной Тельбии.
Конечно, бортничать не так весело, как сражаться, но жить-то надо… Листовидные наконечники, которые используют кровожадные карлики дроу, режут мышцы и сухожилия в лохмотья и мелкие ошметки. Так что нужно быть благодарным Триединому, что нога уцелела, хоть и перестала сгибаться в колене. О службе в армии калека должен забыть раз и навсегда. Даже обозником. Генералы не любят, когда солдаты припадают на одну ногу и дергаются на ходу, словно марионетка в руках неумелого кукловода.
Ингальту выдали причитающуюся ему плату и прибавку за ранение, и он отправился на юг. Потихоньку-полегоньку пересек Гоблану. Он и в самом деле поначалу хотел отправиться в Тьялу, ведь там можно и кого-нибудь из старых знакомцев встретить – выслужившие срок солдаты, сержанты и офицеры по обыкновению получали наделы в правобережье Дорены. Но в захолустной деревеньке, что притулилась к излучине реки Ивицы, в двух днях пути от Медрена, города довольно богатого, славящегося на все окрестные земли осенними ярмарками, он повстречал Ольдун – крепкую телом и добросердечную вдовицу, хозяйку харчевни. Отставной солдат вначале решил задержаться и починить плетень. Потом крышу. После – хлев, где коротала дни пегая корова с грустными глазами и кривыми рогами. Как-то само собой получилось, что небогатая награда за честную службу пошла на обновки четырем детям Ольдун – трем сорванцам-погодкам и трогательно рассудительной шестилетней дочке. Так Ингальт остался в Тельбии.
Он не претендовал на хозяйское место. Просто помогал Ольдун, если возникала необходимость, а в свободное время ходил в лес, собирал мед из полудюжины бортей. Случалось ему утихомиривать чересчур буйных посетителей из лесорубов. Двух-трех выбитых зубов вполне хватило, чтобы местные забияки сообразили – с хромым ветераном лучше не связываться. А вскоре они зауважали чернявого, но рано поседевшего выходца из далекой Уннары. А что? Обычный мужик – не лучше и не хуже других. Так же любит попить пива, покурить трубку, почесать язык долгими зимними вечерами.
Когда в харчевне Ольдун появился усталый гонец на опененной лошади, привезший головокружительную новость – Сасандрийская империя ввела войска в пределы Тельбии, – Ингальт вначале не почувствовал ничего. Ни гнева, ни радости, ни даже удивления. Он отвык ощущать себя частью империи и не желал пока относиться к подданным тельбийского короля Равальяна, который, впрочем, особой властью и не обладал, будучи не в силах приструнить наглых и независимых землевладельцев. Тогда бортника гораздо сильнее волновали расплодившиеся жучки, личинки которых пожирали соты. Да и прочие селяне тоже как-то не приняли грядущую войну близко к сердцу. До того ли, когда на дворе месяц Кота,[1] спелые колосья пшеницы клонятся к земле и уборка урожая куда как важнее и политических интриг, и военного вторжения? А если прибавить к этому вечное брюзжание бедняка, которому все равно, на кого горбатиться и какой власти налоги платить…
Осознание того, что война – это все же плохо, пришло вместе с первыми отрядами латников ландграфа Вильяфа Медренского. Защитников отечества нужно было кормить и одевать. Хлопоты о своем войске его светлость мастерски перебросил на сельские и городские общины подвластных земель. Латники жрали в три горла, их кони лоснились – шерстинка к шерстинке, но умирать за Тельбию никто не спешил. Сасандрийских полков поблизости не наблюдалось, и люди начали роптать. Пока враг завоюет, свои точно уморят голодом. Известно, клоп под боком мешает куда больше, чем медведь в дальнем бору. Неудобства от разместившихся на постое защитников налицо, а пользы – кот наплакал.
Латники иногда съезжали. То ли на учения выбирались, то ли ландграф время от времени переставлял отряды, чтоб не застаивались на одном месте, не обрастали жирком и знакомствами по селам и городкам. Тогда появлялись свежеиспеченные повстанцы. Борцы за свободу и независимость, за волю, равенство и братство, язви их в душу… Ватаги «Алой розы», «Белого шиповника», «Желтого тюльпана» вытрясали из крестьян то,
В Сасандре и прилегающих королевствах принят солнечный календарь: 10 месяцев по 32 дня. Длительность месяца соответствует периоду нахождения Солнца в каком-либо из зодиакальных созвездий. Соответственно, месяцы несут имена этих созвездий – Бык, Лебедь, Кот, Овца, Ворон, Кит, Филин, Козел, Конь, Медведь. Начало нового года приходится на летнее солнцестояние.
