с натугой. Глаза его из-под полуприкрытых век следили за извивающимися язычками огня. Когда на лопатку кентавра приземлился толстый темно-зеленый жук, он даже не попытался взмахнуть рукой. Дернул кожей, как это делают обычные лошади, прогоняя слепней.
– А честь воина? – Антоло спросил не ради издевки. Ему самому возможное воровство претило. Хотя умирать голодной смертью не хотелось. Но и попасться крестьянам на горячем казалось ужасно постыдным. В общем, как сказали бы на факультете, философская проблема. Да уж… Такая философия выходит… Всем философиям философия…
– А что честь? – отвечал конечеловек. – Я не предаю. Не трушу.
– Но ведь воровство…
– Лучше умереть?
– Нет. Конечно, не лучше.
Антоло вздохнул и звучно хлестнул ладонью себя по плечу. Ну и комары тут, в Тельбии. Звери, а не комары!
– Все равно разговор без смысла, – сказал он, поворачиваясь к костру боком. – Чтобы украсть курицу, ее нужно хотя бы видеть. А мы…
Кентавр дернул головой, словно услышав непонятный звук. Или, наоборот, понятный, а потому сулящий опасность.
– Что там? Желтый Гром, что ты…
– Тихо! – Конечеловек потянулся за мечом, глядя Антоло за спину. Туда, где плотная стена зеленовато-коричневого очерета смыкалась с опушкой грабняка.
Мускулы на плечах кентавра вздулись, задние ноги напряглись, готовясь выбросить тело вверх в прыжке. Пусть даже этот прыжок будет для степняка последним.
Табалец медленно обернулся.
Нисколько не скрываясь, к их костру шла девчонка. Самая обыкновенная. С первого взгляда видно, что из бедноты: ноги босые, в потеках грязи и расчесанных комариных укусах; юбка до колен старенькая и не раз латалась; рубаха из домотканого полотна, небеленая и явно с чужого плеча. Лицо загорелое, курносое и веснушчатое. Хорошенькая, но не красавица. Хотя, если отмыть грязные разводы и полосы пота со щек и лба… Две косы скручены «бубликом» и уложены вокруг головы по местному обычаю.
Что же в ней страшного?
Антоло прищурился – может, не одна? Да нет. Вроде бы никто следом не идет.
Девчонка шла смело. Можно сказать, отчаянно смело. Все-таки не к старым знакомым у огонька погреться, а к двум совершенно незнакомым бродягам. Возможно, разбойникам. Да один из них еще и не человек. Но у странной гостьи не скользнула по лицу даже тень удивления. Будто девчонка из глухого хутора (или деревушки, или выселок) тельбийской глубинки могла где-то видеть кентавра.
Другая бы уже удирала со всех ног. Или застыла, выпучив глаза. Или визжала бы, как недорезанный поросенок. А эта шла, помахивала прутиком и шевелила губами, словно напевала песенку.
В недоумении Антоло оглянулся на кентавра.
И вновь поразился.
Напряженное лицо Желтого Грома разгладилось. Встопорщившаяся было грива улеглась. Плечи расслабленно опустились.
В отчет на вопросительный взгляд человека он сказал, едва ли не с почтением:
