милиция тушила, я и убёг. Служил-то я срочную до войны шофером на бензовозе в авиационном полку, туда и подался. Вот так всю войну на бензовозе и проездил. Пятая Воздушная Армия, бомбардировочная эскадрилья.
– Вы до Берлина дошли? – восхищенно спросил Санька.
– Нет, до Будапешта и Вены. Берлин в другой стороне оказался. Не по пути, – усмехнулся дед.
Бабушка покачала головой и поведала мальчикам: – А вот отца твоего вместе с братом, чуть румын не расстрелял. Они дедовых голубей спрятали в яме на огороде. А румынский офицер, что в соседнем дворе квартировал, приметил мальчишек, когда они туда лазили. Думал, что окруженцев прячем. Пришел, а там голуби. Голубей и радиоприемники приказано было сдать в комендатуру. За мальчиков немец заступился, что у нас в хате поселился. Ушел тогда румын не соло нахлебавшись. А вообще румыны больше немцев зверствовали, звери были лютые. Дядя Лёва с мальчишками как-то залезли в грузовик, и украли рождественские подарки. Немцы их поймали. И заставили работать при комендатуре, дрова колоть, котлы мыть. Каждое утро приходил солдат с ружьем и забирал дядю Лёву на работу. Неделю так было. А на следующую солдат не пришел, и хлопчики сами пошли, там же в обед кормили. А их прогнали, типа всё, капут, отработали. Пошли вон. Я к чему, был бы румынский грузовик, расстреляли бы дядьку твоего.
Бабушка вздохнула, и повеселев добавила, – а когда Илья с фронта вернулся, я от радости слова не могла сказать. Здоровый, руки-ноги при нем, да еще с огромным чемоданом в руках. Ну, думаю, ситец, парча какая, а дед чемодан открыл в хате, а там голуби сидят, и весь чемодан в помете. Он оказывается у румына на разъезде отобрал, когда эшелон с техникой домой ехал, и в своем бензовозе привез на родину. Все солдаты швейные машинки везли, а наш Емеля – голубей припер.
– Мели Емеля – твоя неделя, – отозвался дед Илья, и кряхтя поднялся, – Николаевская птица была. Ясный перец вывезли с Украины румыны. Вот и забрал я их, мне командующий Пятой Воздушной Армии справку выписал, что сержант такой-то везет в СССР голубей Николаевской породы, депортированных во время войны в Румынию оккупантами.
Дед Илья, показал на крышу, – вон они, красные-белохвостые, дети тех, которых я из Румынии привез. Их еще Мелитопольскими звали. До войны в Мелитополе такую породу мало кто держал, в основном евреи. Добрая и дорогая была бес-кружная птица. Стояла в небе стаями, взгляд не отвести. Были с полетом бабочки, были с полетом жаворонка. А как оккупанты пришли, так евреев стали семьями расстреливать. Ну а имущество их по румынам, венграм и полицаям растаскивалось. Говорят четырнадцать тысяч людей расстреляли они. И столько же угнали на работы. Я уходил на войну в городе семьдесят тысяч населения жило, а вернулся, осталось всего-то двадцать, наверное. Голод, руины. Малым Сталинградом тогда Мелитополь называли. Вот мы с бабкой и уехали в Казахстан, а тут и целина началась. Я дом поставил, и за голубями потом съездил, которых на передержку брату оставлял.
Олежка присмотрелся к белохвостым. Вроде голуби как голуби, а целая история с ними связана.
– Голубей, когда у меня своровали, я пошел
