в плошке плавало три чёрных дымящихся глаза – это болезнь вышла наружу. А вот последнее – четвёртое яйцо оказалось чистым.
– Уф, – Алёна устало отвалилась от угла и глянула в сторону спасённого мальчика.
Оленёк до сих пор не пришёл в себя. Из последнего чана он вылез самостоятельно и перебрался на лавку. Голый и мокрый Оленёк потерянно сидел на лавке, обсыхал и думал о том, что мёртвым быть не так уж и плохо. В своём доме его оставили, от ужасной боли и страшных язв избавили, правда, мама у него теперь другая. Неизвестно, добрая или не очень, но уж красивая – это точно. Следующие слова новой мамы слегка разочаровали мальчика:
– Чего расселся, конопатый! Живо оделся да за папашей своим бестолковым сбегал. Ага, ещё мамке там скажи, чтобы еды побольше сготовила. Жрать хочец-ца, мочи не-е-е-хр-р.
Не договорив, Алёна сползла по стенке избы и, свернувшись калачиком, сладко засопела.
***
До последнего закатного бита оставалось совсем ничего. На город медленно надвигалась сумеречная полутьма. Жители зажигали лучины. Мужчины отдыхали после тяжёлого рабочего дня, хозяйки собирали ужин. Этим вечером в каждом прастовском доме говорили лишь об одном, – о чудесном спасении сына Арефы-кожемяки.
В доме самого Арефы был праздник. Весь стол был уставлен мисками и кувшинами. В центре на самом большом деревянном блюде возлежал жареный гусь, начинённый яблоками и пшеном. На блюдах поменьше были разложены грибочки солёные, рыбка копчёная, мясцо подвяленное да мясцо усоленное, пирожки с начинками разнообразными, репа пареная и в меду варенная. В кувшинах были узвары. Иван как раз сейчас надулся своим любимым, клюквенным, и усердно грыз гусиное крылышко. Алёна в одной руке держала румяный пирожок, в другой – ложку с пареной репкой. Хозяева сидели напротив своих гостей и молчали. Малена, подперев щёки руками, любовалась на то, с каким аппетитом чужие дети уплетают её стряпню. Арефа же прикидывал, во что обойдётся ему спасение сына. И, видимо, думал так усердно, что мысли его из головы разве что через уши наружу не пёрли. Алёна исподлобья глянула на кожемяку и пробурчала сквозь зубы:
– Не боись, хозяин. Много с тебя не запрошу. Видишь, – она демонстративно выставила из-под стола ногу в потрёпанном сапоге, – сапожки зело поизносились. Вот новая пара с тебя и буде. И пару краюх хлебушка нам в дорогу снарядишь. На рассвете уходим.
– Ой-ёй, гости дорогие, – огорчённо всплеснула руками Малена, – остались бы погостевать у нас. Ишь, какие худые да оборванные. Я ужо вас подкормлю, одёжкой снаряжу. Что скажешь, хозяин?
Арефа поскрёб в затылке своей лопатообразной пятернёй и утвердительно кивнул.
– Нам нельзя надолго туточки оставаться, – отхлёбывая из глиняной кружки, простодушно сказал Иванушка. За это под столом получил тычок от Алёны, поперхнулся и закашлялся. Сестрица от всей души треснула пару
