из лодок флотилии и он направлял меня на учебу, а потом, будучи в Москве, пригласил к себе на службу.
– Как идет подготовка к выходу? – отложив в сторону какой-то талмуд, интересуется начальник, и я обстоятельно докладываю.
– Ну-ну, – благодушно гудит он, – давай, готовься.
Через месяц у меня выход на боевую службу, и я «подчищаю» все береговые дела.
Затем Василий Ефимович наклоняется, выдвигает ящик в одной из тумб стола и на свет появляются сложенный в несколько раз крейсерский военно-морской флаг и офицерский кортик.
– У меня к тебе просьба, – чуть выдвигает клинок из ножен, и снова вщелкивает его на место. – Сегодня во Вьюжном мой старинный друг, полковник Колосков, отмечает перевод в Москву. А у нас, как на грех, вечером совещание у командующего. Навести его и передай мои поздравления, а заодно и эти сувениры, добро?
– Нет вопросов, – отвечаю я, после чего адмирал помещает подарки в специально приготовленную коробку и передает мне.
– Поедешь с Огневым, на грузовом ГАЗе, – добавляет он. – И возьми пистолет, на всякий случай.
– Есть, – поднимаюсь я со своего места. – Разрешите идти?
– Давай, – кивает Василий Ефимович, и я направляюсь к выходу.
Спустя полчаса, недавно полученный отделом новенький ГАЗ-66 с крытым тентом отъезжает от отдела и рулит в сторону опоясывающего базу серпантина. На землю опускаются ранние сумерки.
– За час доедем? – закуриваю я папиросу и протягиваю пачку водителю.
– Должны, – тянет тот оттуда пальцами вторую и прибавляет газу.
Натужно ревя мотором, грузовик взбирается на серпантин, слева, внизу, проплывает режимная зона с парящим от холода заливом и застывшими у пирсов черными телами ракетоносцев.
Потом мы спускаемся в окаймленную причудливо изогнутыми полярными березками и кустарником распадок, в центре которого замерзшее озерцо, водитель врубает очередную передачу и ГАЗ, завывая, берет очередной подъем.
За ним, в обширной, окаймленной сопками долине, раскинулся гарнизонный поселок со скальным плато и заснеженными пятиэтажками, и полого уходящая вверх, накатанная дорога, сливающаяся с горизонтом.
На въездном КПП я предъявляю укутанному в тулуп матросу служебное удостоверение, то машет рукой, и второй поднимает шлагбаум.
– Погнали наши городских, – довольно ухмыляется Огнев, и грузовик, плавно набирая ход, катит в белое безмолвие.
Оно открывается сразу, поражает своей безмерностью и мрачной красотой мироздания.
Я протягиваю руку к закрепленной на панели старенькой, в кожаном чехле «Селге», щелкаю колесиком и кабину наполняет тихая мелодия.
Мне не забыцца песні той даўняе вясны:
На мурамскай дарожцы стаялі тры сасны.
Цяпер магу прызнацца – тады пачаў кахаць,
Цябе з ніякай кветкай не мог я параўнаць.
