недопустимым и противоестественным, однако сильнее всего напрягало Бориса.
Да, именно Бориса, а не Петра, который, казалось бы, в первую очередь должен был возмущаться подобным положением дел. Он же, напротив, всегда искренне радовался Наташе, ведь она возвращалась именно к нему, а значит, в тот момент любила его, Петра, а не Льдова.
Борис же, всякий раз готовый выставить неугомонную и «потерявшую всякий стыд» Наташу за дверь, едва сдерживался, чтобы не прогнать ее, и принимал ее в доме исключительно из уважения к Петру, к его чувствам. Знал, понимал, что ее очередное возвращение делает брата счастливым, а потому не имел права активно вмешиваться в его жизнь и тем более причинять ему боль.
Женя более спокойно воспринимала это ненормальное метание Наташи, жалела Петра и тоже из уважения к нему старалась лишний раз не затрагивать эту тему даже в разговоре, а узнав от том, что Наташа собирается в очередной раз вернуться, тоже радовалась, как ни странно, поскольку с этой невероятной и загадочной женщиной ее связывала нежная дружба.
Сколько всего было вместе пережито этим летом, когда Наташину вторую пассию, Матвея Льдова, крупного бизнесмена, обвинили в убийстве! Женя с Наташей к тому времени уже понимали друг друга с полуслова, а потому действовали слаженно, хоть и рисковали. Другое дело, что долгое время от Жени скрывали одну важную, просто сногсшибательную тайну… Но разве у нее у самой, у Жени, не бывает тайн?
Сейчас Наташа жила у Льдова, и Петр хандрил. Подолгу стоял у окна, всматриваясь в мокнущий под дождем сад, и тяжко вздыхал. Он, еще недавно молодящийся розовощекий сорокапятилетний мужчина, рядом с Наташей всегда одетый элегантно или спортивно, сейчас, притихший и небритый, снова вернулся в свой халат, как в теплое и печальное убежище, где и будет пребывать ровно до тех пор, пока ему не позвонит его любимая блондинка и не сообщит о своем возвращении.
После занятия, налепив из теста вместе с Мишей целую горку шариков и передав сына няне, чтобы его как следует отмыли, Женя привела себя в порядок, переоделась и постучалась в дверь Петра. Он отозвался, она вошла и застала его, как это бывало и раньше, сидящим в кресле у окна. Он не читал, книга в его руках была закрыта, взгляд устремлен в окно. Был полдень, но рядом с креслом горел торшер. Без его теплого света комната казалась бы серой и холодной.
– Женечка? – Он отложил книгу и вопросительно посмотрел на нее. – Все в порядке?
– Да. Просто сегодня у нас будет ужинать Ребров, и я хочу сама, собственноручно, испечь ему охотничий пирог. Подумала, что в такую непогоду это будет то, что надо.
– Хочешь, чтобы я помог тебе?
– Если честно, то да! Во-первых, вы уже пекли его, у вас есть опыт, во-вторых, я переживаю за готовность пирога, понимаете? Нужно, чтобы кусочки мяса там пропеклись до мягкости, ну и картошка, конечно, тоже, и чтобы пирог, главное, не сгорел! Вы просто посидите со мной на кухне, пока я буду готовить. Можно? Вы не заняты?
– Да, конечно! Пойдем!
– Тесто,
