стояло несколько вилл, принадлежавших данцикским купцам, которые тогда, как и сейчас, искали летом отдохновения от жары и шума своего оживленного города. За этими виллами возвышается поросшая лесом гряда невысоких песчаных холмов, выходящих на Балтику и образующих крайний оплот той волнистой гряды лесов, которая покрывает внутренние районы Помереллена. Одна из этих дач, в направлении Оливы, была летним домом Шопенгауэра. Однако только с субботы до понедельника хозяин дома выходил из дома, чтобы провести с женой те немногие часы досуга, которые он позволял себе за письменным столом. Но и тогда он обычно приводил с собой пару друзей из города, а в воскресенье за их столом собиралось еще несколько гостей. Лишь однажды за всю неделю жена вспомнила о визите мужа, и это случилось, когда однажды – хотя это было особенно напряженное время – он выехал из города, чтобы сообщить о падении Бастилии. Но кроме таких редких случаев, Джоанна в одиночестве наслаждалась сокровищами и удовольствиями, которые могла предложить вилла. Внутри были гравюры и слепки с классических и известных произведений искусства, хорошо сохранившаяся библиотека французской и английской литературы, особенно сильная по романам: без террасы был сад с древними вязами и буками, пруд с лодкой, достаточно легкой для управления одним человеком, спаниели, восемь петламбов (эти два колокольчика звенели на октаву, когда они вместе играли), и пара лошадей в конюшне: В то время как в двух-трех милях отсюда, в вечном разнообразии от дня к дню и от часа к часу, лежало или металось Восточное море между Данцикской гаванью у Нойфарвассера на востоке и мысом Йонг, поросшим песком, который изгибается с запада и заканчивается маяком у Хелы.
В такой обстановке, сменяемой переездом в город с наступлением зимы и периодическими визитами в родительский дом, Иоганна провела два первых года супружеской жизни – пленница любви, для которой легкость этого doles far niente была пронизана периодической тоской по более широкой жизни и более определенной сфере деятельности. Так продолжалось и после рождения первого ребенка. И все же то, что ее сын Артур впервые увидел свет в доме №117 по Хайлигенгейстштрассе в Данцике в 1788 году, можно назвать случайностью. В середине лета предыдущего года супруги отправились в первое из тех путешествий, которые надолго стали привычными в их жизни. Шопенгауэр, который, как и многие континенталы восемнадцатого века, считал Англию обетованной землей свободы и разума, намеревался, чтобы его ожидаемый ребенок родился на английской земле и пользовался теми благами, которые достаются таким коренным жителям. Но, коль скоро такая цель существовала, она потерпела неудачу; и эта неудача стала первым несчастьем, которое, можно сказать, пересекло путь философа. После путешествия через Пирмонт, Франкфорт и Париж они добрались до Лондона и провели там несколько недель, но внезапный приступ домашней болезни
