style="font-size:15px;"> «Точно – Садовая!.. Садовая, семнадцать!.. Как же я раньше не вспомнил?!»
И вдруг как бы все вокруг исчезло: мокрый липучий снег, тусклые разводы фонарей на обшарпанных стенах, – а он оказался там, в далекой Дельфинии, где редко выпадает снег, а ветер теплый и ласковый; где малиново-фиолетовые закаты сменяются прозрачно-розовыми восходами и по вечерам юноши и девушки в белых одеждах играют на гитарах и поют грустно-веселые песни; будто бы снова шел он по гулким мощеным тротуарам, по освеженным дождем и одурманенным сладковатым ароматом ночи улочкам с гирляндами балконов, на встречу с ней, нежной, застенчиво улыбающейся…
«Вот же!.. Она здесь жила… Когда-нибудь она сюда вернется…»
Он стоял возле трехэтажного дома, такого же невзрачного на вид, старого и обшарпанного, какими казались ему все дома в пустом и темном этом городишке.
Дом был трехэтажный и невзрачный на вид.
Он зашел во двор, – куда выходили подъезды. Он насчитал пять подъездов с облезлыми дверями и тусклыми лампочками при входе, освещавшими ржавые металлические дощечки с истертыми номерами квартир.
«Здесь? В этом доме?! Не может быть!»
Он хотел тут же уйти, возмутившись вызывающей несравнимостью этого покосившегося дома с тем полусказочным дворцом, в котором она жила там, в Дельфинии, среди вечнозеленого парка и фонтанов из розового туфа, не смолкавших даже по ночам. Он хотел тут к же уйти, но домишко этот словно притягивал его к себе сиротливыми своими подъездами, облупленными стенами, матерчатыми абажурами, проступавшими сквозь тюлевые занавески в низеньких окнах с широкими жестяными подоконниками.
«Неужели здесь она родилась? Здесь живут ее родители? В одном из этих подъездов, за одним из этих окон стоит ее стол, ее кровать, ее пианино?..»
Он направился к одному из подъездов, взялся за дверную ручку, потянул на себя дверь.
«А что я скажу, если меня кто-нибудь спросит, к кому я иду и что здесь делаю… Ведь я даже не знаю номера ее квартиры…»
Отойдя от двери, он пошел по двору. Ему хотелось подробнее изучить дом, заглянуть в его окна, но он смотрел себе под ноги, лишь изредка вскидывая голову и пробегая торопливым взглядом по стенам, ничего не замечая и не запоминая.
Ему казалось, что на него смотрят со всех сторон. Он ежился под этими воображаемыми чужими, подозрительными взглядами, а когда у него за спиной вдруг хлопнула дверь, совсем растерялся и, спрятав лицо в воротник, пошел прочь со двора, чувствуя себя чуть ли не злоумышленником, чуть ли не вором.
Он вышел в переулок с другой стороны дома, вернулся на Садовую улицу, пересек ее и лишь на противоположном тротуаре, возле книжного магазина, остановился и обернулся.
Ветер дул в лицо, а снег лепил в глаза, и он вдруг вспомнил, как они встречались возле общежития, в котором она жила там, в Дельфинии, у центрального фонтана – гигантской лилии, с величественным шумом распустившейся в свете прожекторов; как сквозь искрящиеся разноцветные струи замечал
