он у него, вроде как по закону. Ценный нож, из рессоры, три года ручного труда на зоне. Это не просто. Работал в гараже, там и мастерил.
– А может, и дамочкой побалуемся. Воровать, так миллион… – захихикал один из мужиков.
Такой силы у пьяных Нардыз не ожидал, но пока воспринимал всё несколько нереально. Было совершенно дико, что у него в доме трое пьяных говорят чушь, но могут и натворить.
В доме четыре комнаты, сейчас они в гостиной, еще три спальни, в двух спят дети: две девочки и пацан. Слышно было, что они уже не спят, но выйти без разрешения родителей не могут. Порядок такой. Это он знал точно, чтобы ни случилось, не выйдут, если не позвать. А и хорошо, зачем им видеть пьяных мужиков.
Мысли мелькали, как пули, уверенность и действительность стали возвращаться. Внутри зародилась злость и стала расти.
Минута, другая, и он резко встал. Бирюза крутил ножом, держа его двумя пальцами, наслаждался своим превосходством, думая, что «враг повержен», поэтому выхватить нож не составило труда. Это было крайне неожиданно, все трое на миг расступились, но затем, подчиняясь одним им присущему чувству уходящей добычи, бросились на Нардыз.
Несчастье случилось. Нож сработал сам, глубоко входя под рёбра своего хозяина. Так вышло, что Нардыз инстинктивно выставил руки вперёд, ещё не осознавая и не ощущая, что у него в одной руке нож. Отлично обработанная сталь, заточенная особым образом, когда острое лезвие с одной стороны, а с другой лишь в начале, специально для того чтобы легче проходить ткань одежды, почти не встретило сопротивления старой джинсовой куртки и того, что под ней. И когда Нардыз отдёрнул руки, с ужасом увидел, что нож остался в груди нападавшего. Все замерли, явно не понимая происходящего.
– Ну вот и всё, теперь мы вместе – с какой-то дикой ухмылкой прошептал Бирюза, медленно осел на колени и завалился набок.
– Ты чего наделал? Сидеть тебе теперь, детей увидишь через двадцать лет. А пока мы тебя накажем, сильно накажем.
– Не будет он сидеть, а вы не будете жить, – голос жены прозвучал, как с неба, и она прицельно выстрелила в того, что был слева от неё, ближе к двери. Пуля попала в грудь, его откинуло метра на полтора, и он упал, прислонившись к стене, ногами загораживая проход.
– Вы что, уроды, творите, – заорал третий. Мгновенно выхватил нож из груди мертвого Бирюзы и бросился на женщину. Она выстрелила вторично и попала в горло. Голова нападавшего надломилась вперёд, видно, пуля перебила позвонки, но по инерции тело двигалось и, уже обессиленное, упало на неё, ранив ножом левую руку. Дважды окровавленный нож остался в руке трупа.
– Ты что, Зура? Как теперь?
Из детской жалобно послышалось:
– Папа, нам страшно. Вы живы?
– Всё хорошо. Не выходите, мы с мамой здесь. Всё в порядке. Только не выходите.
Хотя он и так знал, что не выйдут.
– Как теперь? Теперь нельзя спешить, надо всё продумать, – холодно сказала его жена, совсем чужим для него голосом, – всё до мелочей, потом, когда всё взвесим, решим сделать.
