объезд почти час: дороги плохие. А по мосту идти нечего.
Прошли по ветхим серым доскам моста, перепрыгнули упавшую часть, несколько минут шли по серой пыльной дороге с двумя довольно глубокими колеями, потом свернули и пошли зеленым полем, за которым был лес.
– Откуда у тебя деньги, если не секрет?
– Не секрет; продал сценарий художественного фильма одной английской фирме. Страшная дрянь, главный узел сюжета украл у Джека Лондона: писал для денег: деньги были нужны, чтобы писать роман: у меня три месяца назад уже был готов сюжет и собраны материалы, но не мог писать: литературная дрянь, которой занимался, отнимала много, и это притом, что едва хватало денег на отвратную квартирку, на которую я переехал со старой, той, помнишь, недалеко от моего института, где до этого жил, почти сразу, как мы с тобой разошлись. Разумеется, перевел. До этого предлагал, кажется, всем нашим фирмам, отказались. За день до того, как узнал, что фирма покупает сценарий, пошел играть в рулетку: думал, и здесь не купят, и, представь, забавный случай.
– Что за случай? Да ты, кажется, никогда не играл до этого?
– Не играл. Мне пришло в голову играть, когда я гулял – с месяц назад было – по одной гнусной набережной на старом русле Москвы-реки, недалеко от этой квартиры, открыл эту набережную с полгода назад; полтора года жил и не знал: скрыта со всех сторон, и только видно с другого берега русла, видел сто раз, но как-то не пришло в голову пойти и посмотреть, что это: видно только какую-то серую дорогу и старые баржи. На этом другом берегу полуостров, кажется, раньше была свалка, тоже в высшей степени отвратное место, чахлые и вонючие рощицы, кусты, трава, к которым боишься прикоснуться. Кончается полуостров почти у порта, этот порт называют южным, и почти там же русло соединяется с главным руслом. Я за последние полгода пристрастился там гулять, на этой и еще на одной набережной, с другой стороны полуострова, и на самом полуострове. В Москве, ты знаешь, гулять негде, в городе гадость, а парки – почти такая же мерзость, как эта набережная и полуостров. Мне в конце концов неописуемая мерзость этого полуострова и набережной даже стала нравиться. На этой набережной на старом русле ржавые и иногда полузатопленные баржи, на некоторых, кажется, живут нелегальные азиатские мигранты, катера, тоже почти все негодные и ржавые, в воде мерзкая зеленая ряска, иногда трупы кошек и собак и птиц, и плавают черные водяные крысы. Маяк там есть, овальный, давно заброшенный, разумеется, с голубоватой и почти везде облезшей краской, с выбитыми стеклами с решетками. На набережной почти никогда никого нет, с другой стороны, между ней и полуостровом, обычно рыбаки, даже зимой на льду освещенные палатки, и меня всегда удивляло, для чего им эта мерзость, то есть рыба. Я в тот же вечер – я вечером гулял – решил, что буду играть. На следующий день пошел в библиотеку, взял кое-какую литературку по предмету, – кстати, литературы мало, меня очень удивило, почти все тоненькие брошюрки и почти все написаны до большевиков, –
