куролесили, сношались. Ну, а потом он мною резко пренебрег. И заявил в горах: попрыгали, и хватит. И я его толкнула, он упал. Откуда знать, что со скалы, и разобьется? Но, честно, даже нечего жалеть. Уж больно был всегда высокомерен.
Компьютер выговорил все и замолчал. Еще слышнее стал снаружи дувший ветер. И ожидаемо раздался голос Веры:
– Ну, кажется, я полагаю, все. Дадите мне машину – я поеду.
– Что ж, поезжай, – проговорила баба Даша.
– Пускай водитель все же лучше довезет, – прохладно посоветовал Никита.
– Не привыкать, ведь я повсюду за рулем.
Прошло какое-то количество минут. И Вера выехала, верно, за ворота. И ветер, вроде бы, в какой-то мере стих.
В каминной же стояла тишина. Как неожиданно им позвонил охранник.
– Она ошиблась, повернула на карьер! Что делать? Ехать вслед и развернуть?
Но Дарья с твердостью ответила:
– Не надо. Она надумала так ехать, ей видней.
А для Никиты, как бы ставя этим точку, договорила:
– Все мы люди. Бог судья. Коль он сочтет возможным – пронесет.
И у Никиты тут же вырвалось спонтанно:
– Я, бабушка, люблю тебя, как сын.
А Яна Граве, зрелый плод образованья, договорила механически:
– Как русский – сильно, пламенно и нежно.
Рассказы
Стоит вымолвить слово
Любопытные люди
Его тут же размножат,
Назовут золотым.
А наутро так снова
Память сердце разбудит,
Осень лето стреножит,
Миновало – Бог с ним.
Но – и нощно, и денно
Все у нас неизменно.
Превратности судьбы
И никто никогда не узнает
О безумной, предсмертной борьбе
И о том, где теперь отдыхает
Тот корабль, что стремился к тебе.
Валуев в молодости танцевал в балете. Потом писал «Психею», интригующую книгу о юной балерине, любимой ученице мсье Дидло, и о загадочности нитей, связующих искусство и безжалостную смерть. И дальше изучает он истории людей, не отвлекаясь от излюбленной им темы и оставаясь верным кавалером тех божественных избранниц, знаменитых балерин, которых поселил в свои романы.
Ведь лишь теперь подобна сказке жизнь у самых романтических артистов, летающих по сцене принцами, героями, порхающих сильфидами и эльфами, страдающих Жизелями, манящих, но таких недосягаемых в пленительной стихии танца. Они имеют гарантированный срок, чтоб завораживать и царствовать в балете. Отпущено на это двадцать лет. Потом уже им не придется вылетать из-за кулис, а прямиком, через служебный вход, отправят их на творческую пенсию.
А раньше в каждом театре было множество несчастий и трагедий.
Наш сочинитель приподнял пласты над миром девятнадцатого века, когда романтика добавила пуанты и без того воздушным существам, необычайным,
