обнаглел?
– Нет. Первый раз слышу.
Верхние пуговицы были расстёгнуты. Наверное, я никогда так быстро и проворно не расстёгивал пуговицы.
Моя рука добралась до голой груди Сьюн в считанные мгновения, пальцы протиснулись под лифчик, приподняли его, нашли затвердевший бугорок и чуть скрутили, в ладонь легла упругая тёплая окружность.
– Киро, отстань от меня… ты же знаешь, что нельзя, – блаженно простонала Сьюн, хотя ни одной попытки к сопротивлению сделано не было.
В этом и заключались все девушки: «Перестань-продолжай-перестань-продолжай».
В ход пошла вторая рука. Она занялась более насущной задачей – снятием одежды с Белой Совы. Если сегодняшний день (прямо скажем, очень хреновый день) завершится вот так приятно, то это будет уже не такой уж хреновый день.
– Киро, нам нельзя, – выдохнула Сьюн, – а вдруг Каскады узнают…
– Пусть твои боссы сосут…
Фраза оборвалась неожиданно, блаженство – тоже.
По телу рубанула боль – так сильно, что дыхание застряло в глотке, рёбра сжал спазм. Боль скрутила так резко, что я отпрянул от девушки и зажмурился.
А потом невидимая, но мощная сила стащила меня с кровати вместе с покрывалом, швырнула на пол, хорошенько приложив копчиком (видимо, для профилактики), а затем с пола отбросила вбок, будто гигантская нога в ботинке отвесила мне пинка.
Как летающий мешок костей, я с грохотом впечатался спиной и затылком прямо в дверь ванной, со стоном сполз вниз и замер.
Со стороны кровати послышался тихий смех Сьюн.
– Киро, кажется, я поняла… та метка, которую сегодня на тебя поставили Каскады… она сработала. Творцы требуют, чтобы ты не распускал руки и другие органы в мою сторону.
Она села на кровати, застёгивая пуговицы на форме.
От злости и нытья в паху я поелозил спиной по двери и сматерился. Крепко так, с чувством, витиевато и длинно.
Сьюн поморщилась.
– Фу-у…
Я снова сматерился, но уже покороче, сквозь зубы, добавляя в конце:
– Ненавижу твоих боссов.
Моя задница, голова и другие, более важные части тела, испытали слишком большие перегрузки и падения. Особенно падения – потому что всё упало так, что, казалось, теперь хрен когда поднимется.
Метка трезубца на груди действительно горела ярко-синим и обжигала кожу.
– Киро, нам нельзя, и ты должен это понять, – сказала Сьюн, тоже глядя на метку Каскадов. – Я не хочу, чтобы ты больше ко мне лез, понял? Не лезь больше. – Она строго на меня глянула. – Я дух. Возможно, ты забыл?
– Ты только что спала, – сообщил я.
– Кто спал? – Сьюн нахмурилась, не поверив моим словам. – Я спала? Ты стукнулся, доминат? Ратники не спят.
– А ты спала. Сама, видимо, не заметила, как уснула.
– Да не может быть! – На её лице отразилась паника. – Тебе показалось!
– Не показалось, –
