же говорю, будет песни нам петь. Все веселей шагать. – Не унимался Константин. – В тумане далеко слышно. Песен-то много знаешь? Нет? Ну, не горюй, – научим. С картинками – тоже.
– Это какие – с картинками? – Ольга от потрясений, никак, не могла в толк взять, что разыгрывают ее?
– Матюжные, стало быть. – Без хитринки в глазах продолжает Константин. – Знаешь матюжные-то? Нет? Плохо. Совсем не готова ты к жизни, что ни говори.
Ольга и сама понимала, что не готова. Отдала в безденежную аренду тетке двоюродной почти что квартиру. И, что бы ни говорили, отдала свой, вдруг ставшим ненадежным, угол. Отдала и поселилась вместе с бородатыми мужиками на безымянном острове, – да, мать, если бы узнала, вдругорядь на себя руки бы наложила. Ни удобств тебе, ни элементарного благоустройства, ни Интернета, наконец, – а ведь все это было, хотя и старое, проржавевшее, но было, и Интернет был, и выставляла она на всеобщее обозрение свое житие – бытие. Много смекалки пришлось приложить, превращая угол в коммуналке в сосредоточие блеска и шика. Но, все одно, – не готова она, и точка.
Нет, конечно, ее не утруждали работой, и самые вкусные куски еды всегда ей подкладывали, но это, все равно, было не то, и совсем не входило в понятие мечты о заморском принце, да она этому, так, и не научилась.
Ольга грустно глянула на бородатое лицо Константина, тускло освещенное «летучей мышью», но тот только бороду свою рыжую пощипывал.
– Не пойду я. Мне еще поминки готовить. – И, наконец, под взрыв хохота, Ольга догадалась, что, как почти с самого начала повелось, дразнят ее. – Да, ну вас. Спать пойду.
И уже – к Алексию – Я с вами не пойду. Я лучше еду начну готовить.
– Темно еще. А будет день, – будет и пища, – Повторил он любимую присказку Серафимы. «Придет ли она?», – Только подумала Ольга, но уже и страшно не так стало. И, надо надеяться, что Бог не оставит скит без своей защиты. Ольга с трепетной надеждой оглянулась на свою келенку. И почудилось ей, что Анисим тоже оберегает их, присматривая за своим детищем с высоты.
Анисима нет в живых уже сорок дней. Сюда он пришел, когда раскольники, – что стало, – говорят, – привычным явлением, – избили его до полусмерти и выгнали взашей из прихода.
Может показаться странным, но он ожидал этот день с благочестивым спокойствием. Площадку для скита он высмотрел года четыре назад. Хоть площадка-то – и так себе, – каменистая, да только дом и поместится, Зато, островки вокруг, небольшие, но под огороды сгодятся. Пока не начал строиться, не догадывался, что место не совсем удачное: остров оказался огромным плоским камнем, и вместо окантовки узенькая каемка наносного песка. Но лес уже был заготовлен, – а, если так решилось, то на все воля Божья, – и на пару с Митрием срубили клетушку размеров два с полтиной на три, кой-какую печку сложили, два лежака поставили. Так и прожили две зимы, – о летах-то что говорить? А на третью весну сгорела их клетушка. Причину искать не стали, – соорудили шалаш и начали готовить лес для более просторной избушки. К месту подвернулись
