не могла восстановиться. Цикл вернулся только через полгода, и потом месячные стали не регулярными. Я сначала не принимала это всерьёз, надеялась, что со временем всё нормализуется. Пока меня не увезли в больницу на скорой с угрозой маточного кровотечения. Тогда от врачей я узнала, самое страшное – это именно оно, маточное кровотечение. Женщина очень быстро истекает кровью. А я-то думала, что у меня просто эндометриоз.
Дело в том, что после замершей прошло уже полгода, а нормальные месячные у меня были всего два раза. Насторожило то, что вдруг ни с того ни с сего начало тянуть низ живота и бельё иногда пачкалось. Я думала, это всё ещё нарушение после выскабливания. Но однажды утром подняла сумки с продуктами и резко почувствовала, как внутри что-то рвануло. Мужу не сказала. К ночи немного поднялась температура, и я позвонила подруге Люде.
– Звони в скорую! – сразу заявила та. – Не жди, когда откроется кровотечение. Конечно, хорошо если эндометриоз, но и тут температура не о чём хорошем не говорит… Звони. Кровотечения в гинекологии – это неотложные состояния. Не шути с этим, а то если откроется, то время будет играть не в твою пользу.
Каюсь, сглупила, в скорую позвонила только утром, когда Вадик ушёл на работу. И не смогла встать. Врачи несли меня на носилках. Чуть на тот свет не отправилась от потери крови. Вадим потом ругался, что я ему ничего не говорила и тянула с обращением к доктору. А я просто боялась опять попасть в больницу и узнать о новых проблемах.
Я никогда не признавалась в этом Вадиму, но после череды неудачных беременностей меня всё чаще посещала мысль, а вдруг со мной и правда что-то не так? Особенно остро я чувствовала свою женскую несостоятельность, когда кто-нибудь с улыбкой спрашивал: «Когда уже родите малыша?» или «Вы что, не хотите деток?» В такие моменты я ненавидела всех вокруг, включая себя и Вадима, но при этом вынуждена была отшучиваться или вежливо отвечать на вопрос. Говорила, что пока не планируем, может попозже. Не рассказывать же, сколько кругов ада я прошла, как выла от отчаяния на полу в ванной. Для меня тема беременности стала тогда очень интимной и болезненной. Я чувствовала себя уязвимой и беззащитной перед теми, кто так любит лезть с расспросами и советами в чужую душу и постель. Не знаю, что чувствовал муж, когда я теряла наших детей. Он не говорил мне об этом, предпочитая замкнуться в себе. Мне же ничего не оставалось, как пережить свою потерю в одиночестве.
Моей лучшей подруге Людмиле Вадик никогда не нравился. С самого начала наших отношений она его невзлюбила. В том, что я попала в больницу в тяжёлом состоянии, она винила его.
– Ох уж эти современные мужчины, – вздыхала Люда. – Вести себя по-мужски не хотят, но считаться настоящими мужчинами хотят. Какие там цветы, сюрпризы, подарки, ты что, меркантильная баба, ишь чего удумала! Но при этом уважать его должна, в глаза с благоговением заглядывать, восхищаться, и чтоб слово его закон, и чтоб дома идеальная чистота, и горячий ужин чтоб после работы. А в трудной ситуации вон, не на кого положиться.
Я с ней спорила и совершенно не винила
