фронт, где уже вскоре был ранен. После длительного лечения в ленинградском госпитале отец преподавал тактику в офицерском училище в освобожденной Гатчине. Для меня сам этот факт был весьма примечателен, в плане творческих возможностей отца – сугубо штатский человек сумел освоить военный предмет до такой степени, что преподавал его офицерам.
Возвращаясь к затронутой теме, отмечу, что отец всегда с большим волнением вспоминал свои военные годы и то, как он и другие участники войны защищали страну, и в этом был их патриотический долг.
Но одновременно уже в послевоенные годы отец испытал на себе (как я уже писал) идеологическое (и не только идеологическое) давление во время кампании по борьбе с космополитизмом, организованной сталинским режимом.
В последующие годы, когда отец уже был одним из руководителей библиотечного дела в стране, он, конечно, вписывался в общую систему советской политики. Он не был диссидентом, но для всех окружавших его людей всегда был образцом глубоко порядочного человека. Отец никогда никого не предавал, не участвовал ни в каких так называемых идеологических проработках, отстаивал принципы добра, справедливости, уважения иных взглядов и мнений.
Люди, работавшие под руководством отца, знали это, ощущая это в своей повседневной жизни. И все это вызывало у них уважение к отцу и желание работать вместе с ним.
Этот гуманизм, доброту и порядочность отец старался внушить и мне с самого молодого возраста.
Отдельная тема – повседневная жизнь нашей семьи. Отец был глубоко домашним человеком, все свободное время любил проводить дома – за письменным столом или в мягком удобном кресле. Он был избавлен от всех домашних забот, в том числе и от таких, как сборы перед отъездом куда-либо, коммунальные платежи, ремонт бытовой техники и т.п. – всем этим распоряжалась мама, причем это ее не тяготило, а было чем-то само собой разумеющимся.
Отец рассказывал маме и мне обо всех своих делах, он нуждался и в нашем соучастии, и в наших (особенно маминых) советах. Долгое время мы жили в очень плохих условиях, в перенаселенной квартире. Отец все это понимал, видел мамино недовольство, а иногда и ее отчаяние. Но никакая сила не могла заставить его пойти к министру или к какому-нибудь начальнику с просьбой о квартире. И так это продолжалось многие годы, пока не появились кооперативы, и мы смогли построить две квартиры в Измайлово – для родителей и для меня – на одной лестничной площадке, что в корне изменило нашу жизнь в лучшую сторону.
Я уже писал, что мама очень любила принимать гостей, и папа был этому всегда рад, мы также часто сами ходили в гости, хотя процесс длительных застолий не особенно привлекал отца. Никогда не забываю, как после обильных ужинов у кого-нибудь из гостей, мы возвращались домой, и папа, переодевшись, говорил: «Ну, теперь мы можем, оставшись втроем, с удовольствием поужинать».
Сейчас очень модно всех расспрашивать о том, какое хобби имеет тот или иной
