нашего дома. Твои званые вечера…
– О чем ты говоришь?
Я спрашиваю, помнит ли она свое обещание относительно той истории с розами, которые так и не расцвели в том розарии. Каком обещании? Она уже забыла ту историю. Ей подавай новую. Рия в восторге не только от того, что ей удалось меня раскусить (хотя я так не считаю!), но и от ломтика жареной рыбы, на котором еще пузырится масло. Ей вообще нравится, когда я хозяйничаю у огня.
– Я давно хочу тебе сказать…
– Уйду. Будешь донимать – уйду…
На мой взгляд, это не очень удачная шутка. Но меня ничуть не волнует ее угроза. Я просто слишком счастлив в эту минуту. Счастлив ее дыханием, ее запахами, огнем в камине, терпковатым вином и вкусным ужином…
– Слушай, – говорит Рия затем, – давай еще выпьем вина.
Этим предложением она открывает счет: один – ноль в ее пользу.
Бывает, что Рия показывает характер. Ни с того, ни с сего у нее вдруг портится настроение.
– Ри, – произношу я, – ты и представить себе не можешь, каких мучений мне стоит твое упрямство и все эти твои штучки с…
– Принеси мне, пожалуйста, масло.
Пожалуйста.
– Ты ведь знаешь, что я не могу упорядочить свои мысли, когда голова забита…
– И воду нагрей.
– Хорошо, но…
Наступает молчание, которое сопровождается лишь потрескиванием разгорающихся в очаге сухих веток. Минуту-другую я выжидаю, затем снова принимаюсь за свое.
– Слушай, – говорю я, – ты сегодня прекрасно выглядишь…
И дарю ей комплимент насчет ее новой накидки.
– Она у тебя, как дыхание ночи…
И несу всякую приятную чушь вперемешку с поцелуями, которыми покрываю ее лицо, шею…
– И эти бусы из мелкой каменной крошки совсем не синие, а бирюзово-голубые, как твои глаза под водой в солнечный день – немыслимая лазурь…
– Это не мой цвет.
– Какой же твой?
Она поднимает веки и какое-то время смотрит на меня, как сквозь воду. Затем произносит:
– Какой ты смешной. Налей-ка мне лучше воды.
Я наливаю.
Она всегда наблюдает за мной, когда я выполняю какой-нибудь из ее капризов, и у меня просто все валиться из рук, и все дела мои идут из рук вон как плохо. И то у меня не получается, и это…
– Будешь злиться – уйду.
Но я и не думаю злиться!
Моя ей ноги и затем умащивая их миром, я умираю от наслаждения. Эти пальчики и лодыжки, эти голени и коленки…
Рия улыбается.
– Ты у меня замечательный, – хвалит она, – если хочешь – все можешь.
Она произносит это так, словно радуется своим словам. А у меня от ее похвалы вырастают крылья.
– Ладно, – говорит она, – спасибо.
А у меня развивается приступ нетерпения.
– Риечка…
– Ну-ну-ну…
– Но я же,
