улыбаясь, кому-то кивает.
– Теперь и он видит, – говорю я.
Она кивает. О чем она думает, когда не слышит меня?
Глава двадцать четвертая. Разгул воображения
Все это я могу себе только представить.
Так, значит, все это мне только привиделось?! И то, что я царь, и Рия – царица, и наша свадьба с белой фатой (Господи, как она Рие к лицу!), и танцовщица со своим белокурым другом, и горящие факелы на стенах… Надо же! Лишь на долю секунды я прикрыл глаза – и такое причудилось. Оказывается, и свадьба не наша, и фата на невесте съехала на бок. И невеста – не Рия…
Теперь я прислушиваюсь: гремит музыка и горланят песни, и радость, и смех… Свадьба есть свадьба, и она продолжается.
– Разве нет вина?!
– Нет вина?
– Нет вина!
Эти крики заглушают музыку. Похоже, что винные запасы хозяев исчерпаны, и они застигнуты этим роковым сообщением, как преступник окриком. Без вина и свадьба – не свадьба, это ясно каждому.
– А в кувшинах – там, у стены?
– Только вода…
Разочарованию гостей нет предела. Даже у музыкантов опустились руки и завяли глаза. Без вина какая ж музыка? Тишина. И вот в этой тишине, когда празднику, кажется, нет спасенья, и жених как-то сник, и потухла невеста, я берусь воскресить царство счастья и смеха, радости и всеобщего веселья.
– Там вино, – произношу я, как только можно тихо, но так, чтобы это слышали даже глухие. Мой указательный палец, проткнув пространство, направлен в сторону кувшинов, где обнаружилась только вода.
– Там… вода…
Чей-то робкий голосок вплетается в скуку свадьбы. Кислая неожиданность вползает в сознание зевак медленно, как тень горя, которого давно ждут.
Все притихли и смотрят на меня с любопытством.
– Вода, я же знаю.
Фома неверующий!
– Иди, пригуби, – говорю я, – и поверишь.
Он медленно встает из-за стола и, скривив лицо в пренебрежительной улыбке, так, чтобы все прониклись его недовольством, чуть передвигая ноги, направляется к стене. Все ждут, подталкивая его своими взглядами: ну-ка, скажи!
И вот он останавливается у стены, берет кружку и, зачерпнув из кувшина, отпивает глоток. Фома. Ну, так что там у тебя в кружке, вода? Первосортнейшее вино! Одного глотка ему мало, он отпивает еще.
– Вино… – шепчут его губы, и шепот этот громче раскатов грома. Но еще выразительнее его глаза. Не веривший еще секунду назад, своими вытаращенными рачьими глазами, он требует теперь веры у всех окаменевших гостей. Проходит секунда, затем еще, затем у каменных статуй оживают глаза, и первые робкие шевеления дрожью прокатываются по каждому телу: чудо? Не верим… Какое же это чудо?
А что же
