Жора, – ты очень умен, и мы все от этого страдаем.
– Стра-адание еще никому не вредило.
– Юль, – сказал Жора, улыбнувшись, – обними Вита.
– Пф!..
Как потом оказалось, наша «Милашка» легко распознавала духовный разлом между нами, всю недосказанность, которая всегда существует между партнерами в деле. Отсюда – выкидыши. Все наши усилия шли коту под хвост до тех пор, пока мы не выяснили причину. Потом, конечно, все образовалось.
– А Иван? Тот Первый? Что ж, он вырос?
– Умер. Вдруг. Внезапно. Внезапно вдруг умер… Кажется, от гриппа… Или от кори. Понимаешь, издержки технологии…
– Понимаю.
– А какие мы возлагали на него надежды!
– Я понимаю…
– И тогда мы отправились с Жорой в Техас.
– В Техас?
– И еще раз прошли весь Крестный путь Христа. Мы надеялись…
– Почему не Иерусалим?
– А вскоре и в Иерусалим.
Глава 29
А однажды мне снова приснился Юра, мы играли с ним в теннис, он выиграл сет и сказал:
– Ты бредешь в никуда.
Но он никогда не умел правильно держать ракетку! Я точно помню, что он легко выиграл этот сет и жаждал взять реванш. На протяжении всего последующего дня я пытался разгадать тайный смысл этой фразы. Никто из живущих на Земле не знает, куда он бредет. В стаде человеческой массы мы путешествуем жалкий промежуток времени и успеть понять, куда бредет каждая овца, чрезвычайно трудно. У меня еще не было пастуха, пастыря, который указал бы мой путь, вот я и брел, дыша в затылок другим, едва успевая различать свою колею, окунув усталый взгляд в придорожную пыль. А требовалось только лишь возвести глаза к Небу. Юрой была произнесена еще какая-то фраза, но толком я ее не расслышал и, проснувшись, тотчас забыл. Что-то там было о нас, прежних, дружных, увлеченных одним делом. Что? Я силился вспомнить, но в голову лезли какие-то жалкие мысли о дружбе, единстве, преданности, совести… Какая еще совесть?! Я не помнил за собой поступков, которые бы тревожили мою совесть и пока не терзался ее угрызениями. Хотя все мы грешны. Но где границы греха? Кто может их верно отметить, отмерить? Как сказано, я жаждал реванша. Потом они снились мне всей гурьбой, каждый день, каждую ночь: Юра, Шут, Стас, Тамара, Кирилл… А однажды даже Света Ильюшина! Со своим переметочным упырем.
– Каким упырем, – спрашивает Лена, – Peremetчиком что ли? Кто он, этот ваш загадочный, как я понимаю, ублюдок?
Я не отвечаю.
– Чаще всех, – продолжаю я, – почему-то Жора, хотя он был совсем рядом. И ни разу не снился Лесик. Как-то Аня пришла и сказала:
– Рест, мы все еще ждем той минуты… Ты должен…
Кажется, она впервые сказала мне «ты». Потому что во сне?
Я вскочил, чтобы расцеловать ее, но была только ночь. Вдруг меня осенило: без моей команды, без моих
