фарисейства и жадности, искромсать, вытравить, выжечь каленым железом…
Не мытьем так катаньем!
Выгрызть!
И тут уж как нигде сгодятся крепкие зубы нашего Макса!
– Правда, Макс? Ты готов?
– Уав!..
– Пройдут тысячелетия, – продолжает Жора, – и никто никогда не узнает, что мы с тобой жили на этом свете. Время нас съест и слижет все наши следы. А наследили-то мы вполне, так сказать, гаденько, да, вполне!.. Бззззз…
Он сунул свою трубку в зубы, сложил кисти одна в одну и сделал несколько движений, словно умывая руки под струей воды. Затем левой рукой взял свою трубку – мой парижский подарок:
– Мне хочется лишь одного, – выдохнув струю сизого дыма, тихо произнес он, – чтобы никто не нарушал моего одиночества.
Затих на секунду и, снова улыбнувшись, добавил:
– Но и не оставляли меня одного…
Разве могло меня тогда потрясти предположение, что Жора так одинок?
– Как? – спрашивает Лена.
– Так безжалостно… Он, я полагаю, уже оторвался от земли, паря в небе, как жаворонок, но ее цепи еще крепко удерживали его. И все мысли его были там, внизу, на земле… Мысли о земле… О ее преображении.
Но и на Небе!..
– И долго ты собираешься её трясти? – спросил я.
– Кого?
– Свою Землю?
Жора улыбнулся:
– Пока мир не упадёт. Если честно – я опасаюсь успеха. Скоро, совсем скоро наше прошлое подпилит сук, на котором еще тлеет и теплится наша жизнь, но и подставит плечо нашему будущему. Как думаешь?
Вдруг это и я признал: в прошлом у Жоры было большое будущее.
И прошлое – прошло…
– Вперед, Макс!
Ах, какое же это наслаждение – грызть человечество!
Глава 2
В том, что когда-нибудь мы станем жить как Христос, у меня нет ни малейших сомнений.
Вскоре все повторилось: и звезда на востоке, и волхвы, и их дары… Ведь всякое будущее содержит в себе частичку прошлого. И его, это будущее, нужно жадно звать, тянуть к себе, приближать… Сегодня! Сейчас!
– И вам удалость? – спрашивает Лена.
Я только нежно прижимаю ее к себе. Затем мы усаживаемся на свои места, и я, как ни в чем не бывало, продолжаю:
– И представь себе, – говорю я.
– Представляю…
– Нам удалось получить один-единственный клон Иисуса, один-единственный…
– Да, ты говорил…
– Он быстро рос… Казалось, он был таким же, как все мальчишки его возраста: белокожий, густобеловолосый, вихрастый, ловкие руки и быстрые ноги, звонкий заливистый смех и густо-прегусто синезеленоглазый! Что сразу же бросалось в глаза – Его обворожительная улыбка! Точь-в-точь как у Жоры. Ему не было и трех месяцев, как все признали в нем Жору.
– Слушай, – прилип я к Жоре
