медленно, как холодный прилив – холодный как лед, – захлестнуло ее мозг. Сюзанна… Умерла… Навсегда…
– Но… как?.. – с трудом выговорила Николь. – Что случилось?
– Я предпочитаю не вдаваться в подробности.
– А убийцу нашли?
– Нет. Расследование еще только началось.
Только тут Николь осознала, что плачет. Но эти слезы не имели ничего общего с теми, что сопровождали ее обычные огорчения. Это были слезы настоящего горя, слезы бессильного гнева и скорби.
– Вы давно с ней дружили?
По интонации Николь поняла, что начался допрос. Время сожалений и слез кончилось; оно длилось недолго – вот и все, что можно о нем сказать.
По голосу и тону инспектора было ясно, что смерть – это его ремесло. Или, вернее, что смерть для него – отправная точка расследования. По-настоящему сыщика интересовало только дальнейшее – охота, розыски, убийца…
– Уже три года… – пробормотала Николь. – Мы вместе поступали на философский.
– Вы считали ее самой близкой подругой?
Николь собралась было ответить, но тут рыдания перехватили ей горло так сильно, словно туда попал комок клея. У нее вырвался крик, точнее, горестный стон, и на этот раз она расплакалась всерьез, обильными слезами молодой двадцатитрехлетней женщины.
Она сидела с поникшей головой, но сквозь слезы и свисавшие волосы разглядела, что сыщик раскуривает сигарету. Он не казался ни смущенным, ни огорченным. Просто пережидал этот взрыв горя, вот и все. Плакальщицы его не трогали. Он собирался продолжать свои расспросы.
– Извините меня, – пробормотала Николь и поспешно вышла, чтобы взять носовой платок.
Когда она вернулась, вид у нее был уже получше, она выглядела спокойной и… опустошенной.
– Нас было трое… три подруги, – сказала она.
– И третья – Сесиль Бисилиа, верно?
– Вы ее тоже допросили?
– Я только что от нее.
Николь не верила своим ушам: Сесиль уже в курсе несчастья и даже не позвонила! Наверно, была так потрясена, что не сразу осознала случившееся.
– Я запретил ей звонить вам, – добавил инспектор.
– Что?!
– Вы наверняка удивляетесь, почему она вас не известила. Так вот: я ее предупредил, что, если она это сделает, у нее будут неприятности.
– Но… почему?
– Объявлять плохие новости – это моя забота. Я их приношу и наблюдаю за реакцией.
Николь захотелось влепить ему пощечину, но она сдержалась и только всхлипнула.
– У нее был дружок?
По правде говоря, Сюзанна не пропускала никого, кто носил штаны, – что на факультете, что в кафе, что на баррикадах. Ее партнерам – на один вечер, на одну ночь, даже на часок – счету не было. И тем не менее ее никто не назвал бы потаскушкой. Да и мало кто знал Сюзанну с этой стороны: самым привлекательным в ней было страстное увлечение политикой и благородным братством сторонников революции.
– Нет, у нее не было
