это же совсем другое дело! – обрадовался Борька. – Мать моя женщина, светлая тебе память, это ж та самая! Родная! Патриотическая, можно сказать! Где взял?
– Было, – неопределенно ухмыльнулся Илюха. – Последняя.
– Крайняя, – поправил его Стечкин, любовно поглаживая бутылку. – А дело-то у тебя какое?
– Так вот же, – подмигнул школьному приятелю Илюха. – У тебя в руках.
– Ну? – не понял Борька и строго посмотрел на Разливахина. – И чо?
– А ты открой, – посоветовал Илюха. – Сразу и поймешь!
– Это что? – напрягся Стечкин. – Не то, что в самолеты запрещают проносить? Ты что притащил-то?
– Боря, – замотал головой Илюха. – Я ж работал водилой на этом заводике. Пять лет назад, да. Это я сейчас на швейке. Это Шмалёвская водка, только она какая-то… премиальная, что ли. Я только что был у художника Андрюхи, ну, ты знаешь. Он открыть не смог! Силы не хватило! Захрясло или что, но внутри-то настоящая водка!
– Андрюха не смог открыть? – усомнился Стечкин. – У него же лапища, как у медведя, только без когтей.
– Зато у тебя когти, – хихикнул Илюха. – Станки в смысле. Может, зажать в тисках, да… спилить горлышко. У тебя болгарка есть?
– Болгаркой? – ошалел Борька. – Бутылку водки? Ты охерел, что ли? А ну-ка…
Он снова схватил бутылку, крутанул ее один раз, другой, согнулся над диваном, напрягся, даже сунул в рот, попытался прикусить пробку и с ошалевшим выражением лица снова посмотрел на Илюху:
– А я думал, что ты гонишь!
– Диковина! – подтвердил Разливахин.
– А если по-гусарски? – прищурился Стечкин. – Знаешь, как гусары шампанское открывают?
Борька выдвинул ящик, встроенный в стол, погремел вилками и ложками, вытащил широкий нож, отставил в одной руке бутылку «Божьей росы», примерился другой и звезданул по горлышку широким лезвием.
Ничего не произошло. Не только не отлетело ни осколка, даже искры не посыпались. Борька ударил раз, второй, третий, а потом растерянно посмотрел на Илюху:
– Это херня какая-то, братан. Может, она не стеклянная?
– А какая? – спросил Илюха. – Ты посмотри, внутри-ка плещется же. И как это достать?
– Дед бил-бил, не разбил, – пробормотал Стечкин. – Бабка била-била, не… Знаешь, что? У меня в баре в доме несколько пузырей абсолюта, я ради такого случая чистые носки надену и пройду. А пока что…
Он вдруг перехватил бутылку за горло, как гранату, размахнулся и запулил ее в дальний угол мастерской, где стоял небольшой горн, наковальня и даже не слишком большой кузнечный ковочный пневматический молот. Илюха зажмурился, но уже в следующее мгновение открыл глаза и с удивлением стал наблюдать, как бутылка отлетает от наковальни к стене, затем летит в боковину молота, бьется о стену, как-то
